Спор двух славян о цыганской истории
На гравюре Жака Калло (1621 г.) изображён привал цыганского табора во Франции. Мужчины - при оружии.
Посетители нашего сайта имеют возможность ознакомиться с монографией "История цыган - новый взгляд". Эта научно-популярная книга была напечатана в 2000 году под эгидой Российской академии наук и была встречена многими благожелательными отзывами. Как пример можно назвать рецензию известного лингвиста В.В.Шаповала. Наши коллеги-цыгановеды неизменно отмечали важность и своевременность "Истории цыган". Однако, со временем появился и первый отрицательный отзыв. Польский учёный Лех Мруз прислал в российский научный журнал "Этнографическое обозрение" разгромную рецензию. Ознакомившись с этим текстом, редакция дала возможность одному из соавторов "Истории" - Николаю Бессонову - возразить опоненту.
Такое решение объяснялось тем, что нападки именитого учёного были слишком несправедливы. Лех Мруз использовал в своей рецензии приёмы подтасовок и фальсификаций. Редакция сочувственно отнеслась к доводам Н.Бессонова и позволила ему донести свои возражения до научного сообщества.
Чтобы у людей, интересующихся цыгановедением, имелась возможность оценить обе позиции, здесь даны сноски на статьи Леха Мруза и Николая Бессонова в "Этнографическом обозрении".
Будучи человеком миролюбивым, Бессонов счёл профессиональный конфликт исчерпанным и отправил польскому коллеге примирительное письмо. Однако, Лех Мруз вторично опубликовал свои нападки - на этот раз во Львовском этнографическом сборнике "Народознавчi Зощити" (№3-4, 2005). Текст был тот же самый - но на этот раз под едким названием "Панегирик в собственную честь". Абсолютно непонятно, почему польский этнолог счёл возможным полностью игнорировать позицию россиянина, который публично уличил его в многочисленных фальсификациях. Но раз уж такое случилось, у Николая Бессонова не осталось иного выхода, как публикация полного варианта ответной статьи. Нет сомнений, что львовский сборник попадёт в руки цыганских активистов Украины. Так пусть у них будет возможность сопоставить, кто из двух исследователей апеллирует к фактам, а кто встал на путь прямого обмана и подтасовок.
Понятно, что обвинения в нечистоплотных приёмах, несовместимых с научной этикой - это очень серьёзно. Но доказательств вполне достаточно. У сайта "Цыгане России" высокая посещаемость. Не приходится сомневаться, что статья Бессонова будет иметь не меньшую аудиторию, чем клеветническая публикация Леха Мруза.

Николай Бессонов

"СПОР СЛАВЯН МЕЖДУ СОБОЮ" ОБ ИСТОРИИ ЦЫГАН
О готовящейся рецензии мне было известно из личной переписки с Лехом Мрузом. Не скрою, я ждал критики, которая позволит скорректировать в будущем неточности или ошибки. К сожалению, текст больше напоминал разгром. В монографии «История цыган – новый взгляд» польский цыгановед не увидел ни одного достоинства.
Не хотел бы выглядеть обиженным. Ведь теоретически может быть, что текст, выпущенный под эгидой Института Этнологии и Антропологии (а также защищённый в виде докторской диссертации под названием «Цыгане Европы: проблемы этнокультурной истории») и в самом деле научно несостоятелен. Поэтому я не буду ссылаться на мнение учёного совета. Выскажу ряд возражений по существу, предоставляя заинтересованной аудитории судить о том, удержался ли Лех Мруз в рамках объективности. Монография создана мною вдвоём с Надеждой Деметер. Возможно, в дальнейшем мой соавтор найдёт нужным высказать свои аргументы в заочном споре. Но написав 9/10 текста, я просто обязан первым выступить в защиту основных положений «Истории цыган».
При чтении рецензии прежде всего бросается в глаза большой процент общих рассуждений, не подкреплённых конкретными примерами. Лех Мруз обвиняет авторов в ошибках этнографического характера, практически не называя таковых. Утверждается далее, что теории наши не новы, но не говорится, кто и в чём нас предвосхитил. Конечно, мы не можем знать всей литературы (сие невозможно по определению). Но могу ручаться, что глава о генезисе русско-цыганского фольклора концептуально не имеет аналогов в исследованиях отечественных и зарубежных авторов. Можно спорить с нашими теоретическими выводами. Кто, однако, решится оспаривать, что налицо именно анонсированный в названии «новый взгляд»?
Собственно говоря, нарочито общие упрёки можно адресовать любому цыгановеду. Разве существует книга, в сносках которой не упущена ни одна научная новинка? Анализируя труды Франсуа Во де Фолитье или самого Леха Мруза, пристрастный критик обязательно обнаружит, что автор забыл процитировать «к месту» десятки имён. Рецензент приводит список несправедливо обойдённых нами исследователей. Между тем половина этих фамилий фигурирует в сносках к «Истории цыган», четверть сознательно оставлена «за кадром», а с оставшимися мы не знакомы по объективным причинам. Мы с Н.Деметер, к примеру, не владеем чешским языком. Польские книги воспринимали в основном по английским переводам. И не стоит забывать о главном – далеко не вся рекомендованная литература имеется в российских научных библиотеках. Я по-хорошему завидую директору Института Этнологии и Культурной Антропологии, имеющему налаженные десятилетиями связи. Давайте, однако, поговорим о культурном контексте, в котором создавалась монография.
Лех Мруз отмечает, что российское цыгановедение далеко отстало от ушедшей вперёд Европы. Похоже, он не представляет, до какой степени прав. Если русскоязычный читатель захотел бы ознакомиться с цыганским вопросом, то после напряжённого поиска нашел бы несколько словарей, ряд фольклорных сборников и разрозненные статьи. Перед его глазами оказались бы немногочисленные книги 30-х годов (в которых коммунистической пропаганды гораздо больше, нежели информации), а также «Цыгане» Е.Друца и А.Гесслера, лишенные даже намёка на сноски.
В конце 1998 года у нас появилась кратковременная финансовая возможность выпустить иллюстрированную монографию. В этой ситуации выбор был невелик. Мы, конечно, могли повести себя осторожнее. Нам удалось бы верифицировать информацию и дописать недостающие разделы. Но в напечатанном виде книги бы не было. Второй вариант означал учёт реальности. Пока окно не закрылось, следовало в ничтожный срок завершить работу, заранее принимая неизбежную критику. В итоге цыгане России получили текст, открывающий для них множество ранее неизвестных тем. Чтобы оценить глубину нашего недавнего отставания, достаточно сказать, что массовому читателю было ничего не известно о рабстве цыган в Дунайских княжествах или кардинальных различиях в материальной культуре разных этногрупп.
Главная задача рецензии - показать безграмотность и поверхностность российских авторов. Так давайте рассмотрим на конкретном примере, может ли Лех Мруз выступать в роли судьи. Польскому автору очень не понравился наш текст о ношении оружия в период антицыганских законов. Как известно, на старинных гравюрах у кочевых цыган Западной Европы можно увидеть кинжалы и даже пистолеты. Мы писали, что - цитирую - "это закономерное следствие периода репрессий. Вооружённый табор вызывал опаску, и значит имел меньше шансов подвергнуться нападению. Таким образом, иметь оружие было выгодно цыганам из психологического расчёта. Оно предназначалось исключительно для самообороны. Лишним доказательством миролюбия цыган является то, что как только по отношению к ним началась более гуманная политика, таборы повсеместно «разоружились». Прочитав процитированные рассуждения, Лех Мруз попытался нас одёрнуть. Он пишет в своей рецензии следующий абзац: "Всё это надо интепретировать по-другому. Это признак статуса, на который претендовали цыгане, признак того, что к ним относились как к людям, которые имеют право носить оружие. Крестьянское население, бродяги этим правом не обладали, и общество ХVI или ХVIII вв. очень соблюдало эти внешние признаки престижа. Авторам стоило бы пусть бегло познакомиться с работами Ж.Ле Гоффа, Й.Хюйзинги или хотя бы А.Гуревича. Ношение цыганами оружия свидетельствует о чём-то совершенно другом, чем думают авторы."
Как я отношусь к такой критике? Естественно, отвергаю. Вряд ли стоит считать ссылку на перечисленных историков решающей, когда вопрос столь неоднозначен.
Тезис о том, что простолюдинам Европы запрещалось вооружаться, выглядит эффектно и, пожалуй, годится для раннего Средневековья. Но давайте поглядим на изобразительные источники эпохи Реформации. Работы Дюрера, Брейгеля и множества других мастеров позволяют судить о том, что крестьяне носили на боку как минимум внушительные ножи. Говорить же о социальных запретах в этом отношении в разгар религиозных конфликтов можно только очень условно. Во время войны всех против всех очень трудно было проконтролировать, кому по рангу разрешено вооружаться. Мой оппонент утверждает, что цыгане за счёт пистолетов у пояса пытались присвоить себе в глазах окружающих более высокий социальный статус. И к ним, якобы, «относились как к людям, которые имеют право носить оружие».
За кого нас принимает Лех Мруз? За полных идиотов? Неужели он всерьёз пишет этот бред о том самом народе, который во многих странах Запада был поставлен вне закона? Ведь во многих местах цыганские мужчины подлежали казни за одну лишь национальную принадлежность! Не слишком ли большое противоречие? С одной стороны историки фиксируют более сотни указов, запрещающих цыганам под страхом смерти появляться в том или ином государстве. С другой, (согласно открытию рецензента) сим нежелательным персонам чуть чуть ли не официально было дозволено разъезжать с целыми арсеналами. Но если цыган в глазах окружающих – это почти дворянин, почему его разрешалось без суда вешать, а жене и детям отрезали уши?
Версия Л.Мруза кажется мне наивной, и я продолжаю придерживаться мнения, что таборы использовали оружие для самообороны, причём в основном как психологическое средство. Во всяком случае, известно, что при арестах пистолеты и ножи исключительно редко пускались в ход. Конечно, цыган мог повысить социальный статус, завербовавшись в армию. В таком случае он носил оружие совершенно официально, и его семья получала определённые гарантии личной безопасности (ситуация рассмотрена нами на стр.33). Но это уже не имеет ничего общего с кочующим табором.
Лех Мруз упрекает нас за то, что мы порой цитировали авторов не по первоисточнику. Это верное замечание. Я понимаю также досаду профессионального архивиста на исследователей, пренебрегающих архивами. Вместе с тем мы не имели физической возможности учесть все пожелания коллег. Жизнь показала, что шанс на публикацию массовым тиражом (и в пристойном полиграфическом качестве) больше не повторился. К сожалению, обозримое будущее не сулит ничего обнадёживающего в смысле переиздания. Так может быть, российскую ситуацию лучше почувствовал историк В.Шаповал, откликнувшийся на выход книги следующим пассажем:
«Можно вполне обоснованно сказать, что до книжных магазинов научный текст с таким названием и такого объема доведен в России впервые. Монографического описания истории цыган на русском языке до 2000 г. не было. Теперь есть. …Богатый фактический материал, карты и иллюстрации, ясное и недвусмысленное выражение авторской позиции – всё это делает издание содержательным и привлекательным академическим трудом. Конечно, хотелось бы видеть в книге и библиографию, и указатели, но не всё же так сразу». 1
Разумеется, когда есть возможность, я учитываю подобные советы профессионалов. В 2002 году я выпустил научно-популярную книгу «Суды над колдовством», посвящённую ведовским процессам в Западной Европе. Поскольку время позволяло, мне удалось снабдить эту книгу рекомендованным справочным аппаратом. Я рад был бы и в рецензии Леха Мруза увидеть, прежде всего, здоровую критику, позволяющую продвинуться в своём понимании цыганской истории. Приходится повторять, что польский коллега до крайности неконкретен. Его обвинения в некомпетентности сформулированы столь расплывчато, что с равным успехом могут быть применены к любому этнологическому труду. Читая длинные рассуждения о нашей несостоятельности, я ждал подтверждающих это примеров. Таковых оказалось сравнительно мало. И сейчас я покажу, что даже в этих немногих случаях правоту рецензента можно оспорить.
Немало гневных строк посвящено в рецензии «советскому образу мышления» и великорусскому шовинизму авторов. Лех Мруз выстраивает длинный обвинительный ряд СССР. Не забыты ни подавление венгерского восстания, ни раздавленная танками «пражская весна», ни вторжение в Афганистан. Из текста можно понять, что авторы если и не отдавали приказ на все эти постыдные акции, то горячо их одобряли. Спешу приятно разочаровать коллегу. Мы – демократы по убеждениям и противники подавления свободолюбивых народов. Как выяснилось, все подозрения в наш адрес базировались… на одном единственном слове. Говоря о территориальной экспансии Российской империи, мы употребили слово «присоединение». Конечно, теперь задним числом понятно, что следовало идеологизировать главу, посвящённую этнической истории, уточняя каждый раз: «присоединение по приказу агрессивного русского царя». Но в наши задачи не входили оценки российской военно-политической активности. Более того, специально делались оговорки типа: «сам же вопрос включения Украины в состав России достаточно сложен. Советская историческая наука датирует присоединение Украины 1654 годом (Перяславльская Рада)» (С. 187). Тем самым мы давали понять, что дистанцируемся от борьбы исторических школ, занимаясь сугубо узким вопросом, а именно устанавливаем: в связи с чем на территории Российской империи появлялись новые цыганские этногруппы. Печально, что анализ нашего текста подменяется идеологическими клише и яркими притчами об ограблении соседского огорода. Именно такую полемику я назвал бы «советской» по духу.
Не буду перечислять, сколько раз на протяжение рецензии Лех Мруз попытался представить нас авторами, намеренно замалчивающими преступления коммунизма. В свою защиту напомню, что именно «Новый взгляд» – первый в отечественном цыгановедении последовательно антикоммунистический текст. На стр. 196-212 развенчивается мифология советского периода. Именно наша глава «История цыган России» содержит анализ политики большевиков, которая нанесла тяжёлый урон всем народам СССР, включая цыганский. Напрасно польский коллега порицает нас за утаивание террора и депортаций советского периода. Это несправедливо, поскольку читателю было рассказано о бессудных ссылках цыган в Сибирь, повлекших массовые жертвы.
Для меня очевидно, что в основе неприятия книги лежит подсознательное предубеждение к российским авторам. Лех Мруз с явной обидой напоминает нам о разделах Польши. Думаю, для него сюрпризом окажется то, что я (будучи русским) всегда был на стороне поляков в этом трагическом конфликте. Но что же поделать, если историческая справедливость требует высказать неприятную правду в цыганском вопросе? Давайте разберём пример с описанием облав на кочевой народ в царстве Польском середины XIX века. Рецензия скромно умалчивает, что весь фактический материал для этого отрывка взят нами из исследования видного польского цыгановеда Е.Фицовского. Мы не домыслили ни единого факта, напротив, многое опустили ради краткости изложения. Уже из этого видно, что все претензии в слабом знании польской истории Л.Мрузу следовало бы обратить к соотечественнику. Впрочем, я не буду задерживаться на этой удобной для обороны позиции. Рецензент пытается представить дело так, будто все описанные неприглядные события - суть порождение русской оккупационной политики. Готов поспорить и с этим утверждением. Мои доводы сводятся к следующему. Под контролем кровожадного русского императора была не только несчастная Польша, но также покорённые Украина, Крым, Узбекистан, Армения. Ни на одной из этих обширных территорий власть не устраивала травлю цыган. Массовые облавы с наградой за каждую голову отмечены только в Польше, где существовали, увы, давние традиции антицыганских законов. И я не готов отказаться от утверждения, что конец облавам положила именно ликвидация польской автономии в 1863 году.
Как бы это ни было неприятно слышать поляку, русские (досоветского периода) сами по себе обращались с цыганами мягко. Конечно, если территориальная экспансия приводила к аннексии земель с негуманными законами, империя не всегда могла с ними совладать. Я уже писал, что в Бессарабии (где исторически сложилось рабство цыган) российская власть несколько десятилетий ограничивалась смягчающими полумерами. Крепостная зависимость была отменена только в 1861 году. Если же мы будем рассматривать ситуацию непосредственно на территории России, даже самый тенденциозный критик не решится отрицать, что цыгане с самого начала получили юридическое равноправие и никогда не были включены в состав так называемых «инородцев». Более того, на практике цыгане имели привилегии, недоступные для коренного населения. Напомню, что русский «беспаспортный бродяга» подвергался аресту и отправке по этапу, а за цыганами было де-факто признано право на кочевой образ жизни.
Я не пытаюсь оспорить обличительные фрагменты рецензии, напоминающие о еврейских погромах или языковых запретах для поляков и украинцев. Напоминаю лишь, что в книге по цыгановедению данная информация неуместна. По этой странной логике любого автора, пишущего о цыганах, можно бить даже за то, что он «забыл» обсудить продажу Аляски.
Рецензия с "добрым" юмором озаглавлена «Панегирик в собственную честь». Я понимаю, что национальный вопрос в некоторых случаях мешает признать очевидное. Но если русские и были когда-то неправы в «споре славян», это не значит, что они априори лишены достоинств. Я не готов сознательно искажать историческую правду, в угоду польскому исследователю.
Лех Мруз критикует нас за мысли по поводу индийского периода цыганской истории, а также его наследия. Читатель рецензии может подумать, будто авторы пустились в длинные теоретические рассуждения касательно каст и причин исхода с исторической родины. В реальности этой теме посвящено 4 страницы из 320. Более того, мы не навязывали наши взгляды. Приведу в доказательство оговорки, показывающие нашу осторожность:
«Надо сказать, что эта часть цыганской истории самая сложная – не сохранилось ни археологических данных, ни письменных источников». (С.12)
«У нас, как и у прочих авторов, высказывающихся по поводу происхождения цыган, нет никаких достоверных источников». (Там же.)
«Такова наша гипотеза – отвечающая на многие вопросы, хотя столь же бездоказательная, как и все предыдущие». (С. 13)
И вот после этого нас обвиняют в слабом знакомстве с литературой. А где критерии, позволяющие судить, кто прав в чисто умозрительном споре? Если бы позволяли рамки данной публикации, я привёл бы длинный ряд доводов в пользу нашей точки зрения. Вопрос о кастовой природе современных этногрупп по меньшей мере дискуссионный, и наши взгляды имеют право на существование наряду со взглядами польского коллеги. Давайте обсудим проблему путём переписки или обменяемся полемическими статьями. Не надо только присваивать себе роль судьи и выносить безапелляционный приговор в ситуации с предельно шаткой доказательной базой.
Л.Мруз напоминает нам о браках между представителями современных российских этногрупп (что, будто бы, опровергает кастовую природу последних). Я не вижу тут противоречия. Такие браки происходят потому, что старинные цыганские устои - чем дальше, тем больше - расшатываются под влиянием европейской цивилизации. Разве в самой Индии не идёт сейчас сходный процесс? Как известно, воздействие европейских ценностей привело к межкастовым бракам и расширению общения. Но вряд ли можно в связи с этим считать само понятие касты фикцией.
По меньшей мере странным кажется мне упрёк в пользовании литературой пятидесятилетней давности. Во-первых, если россияне не были знакомы с рядом давно известных в Европе фактов, их требовалось с ними ознакомить. Во-вторых, всей современной литературе однажды исполнится 50 и более лет. Значит ли это, что ей автоматически предназначено место в мусорной корзине? На мой взгляд, работу историков надо оценивать по критериям профессионализма, а не по свежести выходных данных.
Нам ставится в вину полемика с наивными работами XIX века. Возможно, в Польше проблема элементарного просветительства уже не стоит. Но в условиях России, где самая дремучая мифология по сию пору перетекает из публикации в публикацию, такой труд был необходим. Если воспользоваться аналогией, то для того, чтобы сейчас «протоколы сионских мудрецов» не воспринимались всерьёз, кто-то должен был потратить время и силы на аргументированное разоблачение фальсификации. Я с удовольствием обошёл бы тему "похищения" цыганами детей и пресловутых «баронов». Но в течение ближайших двух десятилетий обсуждать данный бред придётся – и это вовсе не «пустая трата времени». Кстати, далеко не вся полемика «Нового взгляда» обращена в прошлое. Глава, в которой последовательно доказывается, что цыган вовсе не сжигали тысячами за колдовство, полезна и профессионалам. Ведь даже те современные цыгановеды, которых Лех Мруз ставит нам в пример, по инерции повторяют эту голословную выдумку XIX столетия.
Л.Мруз пишет: «Не лучшими являются также знания авторов в языкознании». Это сильное обвинение, и оно - согласитесь - требует подтверждений. Приведу полную цитату из рецензии, «доказывающую» якобы нашу малограмотность:
«Название группы крестевецони происходит, по мнению авторов, от цыганского слова крестевецо – огурец (с.84), а маймунари от цыганского слова, означающего обезьяну (с.106). Жалко, что авторы не заглянули в сербский словарь; тогда бы они узнали, что «огурец» по-сербски – краставац, а «обезьяна» - маjмуна; эти слова, заимствованные цыганским языком, являются важным указателем миграций, но не объясняют, почему группа присвоила себе название по огурцу».
Вряд ли здравомыслящий человек согласится, что этот невнятный пассаж может уличить нас в слабых лингвистических познаниях. Два упомянутых в книге слова заимствованы. Разве этим заявлением Л.Мруз открывает кому-то глаза? Подобно всем цыгановедам мира мы уверены, что большинство цыганской лексики заимствовано. Но разве она от этого перестаёт быть цыганской? Приведу параллель. Если я произнесу фразу: «Хирург оперировал пациента», это будет предложение на русском языке, хотя все слова здесь имеют иностранные корни.
Разумеется, будучи вменяемыми людьми, мы не увязали в комментариях, показывающих, какое цыганское слово имеет немецкое происхождение, а какое польское или сербское. На то существуют цыганские словари. Если они грамотно сделаны, то в скобках обязательно помечено (рум) или (венг). Что касается «каверзного» вопроса рецензии, почему цыганский род присвоил себе название по огурцу, то в книге дан на это ответ: «Порой название происходит от предмета, ставшего прозвищем» (С.84). Когда я работал в среде кэлдэраров под Петербургом, представители вицы крестевецони рассказали мне о происхождении своего этнонима. Специально для рецензента расскажу, что однажды цыгане собрались для совместной выпивки, и одному из них не хватило стакана. Тогда он вырезал из огурца мякоть и налил туда водку. С тех пор он получил прозвище «огурец», а его потомки стали «огурцы» (по-цыгански - крестевецони)… Согласитесь, если бы я включал всё, что знаю о цыганах в свою книгу, то ни один читатель не смог бы дочитать её до конца. Вот и здесь я не стал тратить место на забавный эпизод из столетнего прошлого.
Итак, названия цыганских родов идут по прозвищу деда или прадеда. Делая вид, что не знает элементарных вещей, Лех Мруз роняет себя. Но раз уж одного примера оказалось недостаточно, назову польскому коллеге ещё несколько групп, названных по прозвищу предка: курносёнки, соловейки, головешки, пискунята, хмурки, соколенки, бутылкуря, мерзлякуре, лопухи, каганцы, фрайти, бундаша, пипаш, шинтейр, козакеште. Я сознательно сделал выборку по нескольким этногруппам, чтобы показать универсальность системы (причём корни в данных словах заимствованы из разных языков). Если и этого мало, я готов предоставить для размышлений на порядок больше этнонимов. Надеюсь, всё же, что на этом разговор о нашем лингвистическом непрофессионализме закрыт. Как мы только что видели, единственное «слабое место» книги на поверку оказалось выдерживающим любую критику.
В рецензию включён упрёк, что фотографии и репродукции гравюр к нашей книге подобраны случайно. Обосновывает этот тезис рецензент очень странным пассажем. Цитирую Леха Мруза: «Цыгане такие, какими их показывают театр и кино, не существовали, утверждают авторы (с.114), и я с этим абсолютно согласен. Но если авторы считают так, а идеей их публикации является развенчивание мифов (о чём они говорят во вступлении), то почему без каких-либо комментариев они помещают фотографию Сличенко и фрагменты спектакля в театре «Ромэн», то есть именно "не существующих" цыган. »
Мне непонятно, чем раздражает коллегу фотография знаменитого Николая Сличенко. По-моему, это только нормально, когда рассказ о театре "Ромэн" сопровождается фотографией его руководителя. Возможно, Лех Мруз имел в виду, что "настоящий цыган" - только тот, который кочует. Но с подобными мерками мы далеко зайдём! Согласитесь - возглавив всемирно известный театр и получив правительственные награды, Николай Алексеевич не утратил принадлежность к цыганскому народу... Так что иллюстрации к «Истории цыган», по меньшей мере, впрямую соотносятся с текстом. Читатель, который поверит Л.Мрузу, может подумать, будто мы наводнили зрительный ряд фрагментами спектаклей, выдавая их за этнографически достоверные иллюстрации. На самом деле в «Истории цыган» всего одна театральная сцена. И она отнюдь не случайна. На странице 75 говорится о демонизации цыганского вожака в советском искусстве. Именно такой персонаж приведён в доказательство наших слов. Л.Мруз бессовестно лжёт, утверждая, будто данная иллюстрация помещена «без каких-либо комментариев». Под фотографией находится подпись «В спектаклях театра «Ромэн» вожак неизменно представал злодеем». Если это не комментарий, то что?
Я не могу также принять всерьёз критику по поводу своих взглядов на цыганский костюм. Л.Мруз предлагает сравнить иллюстрации на стр 27, 43, 74, 78, 140, 276, опровергающие якобы ношение цыганами костюмов «византийского покроя». Следуя совету рецензента, я ещё раз взглянул на данные изображения. Часть из них действительно показывает византийский комплекс из рубахи и плаща, а часть относится к этапу новых заимствований. Иначе говоря, указанный зрительный ряд подтверждает эволюцию цыганского костюма, описанную в моих печатных работах. Надо сказать, я уделил большое внимание поиску ранее не публиковавшихся в цыганологической литературе иконографических источников. Если понадобиться, я готов отнюдь не «скоропалительно» подтвердить свою точку зрения исчерпывающими доказательствами.
Меня поразили замечания по поводу авторских иллюстраций. Как понял читатель из рецензии Л.Мруза, я не только литератор, но и профессиональный художник.
От цыган мне не раз доводилось слышать упрёки, будто бы я «унижаю» их народ, рисуя женщин грязными, оборванными и босыми. В ответ я вынужден был ссылаться на архивные фотографии и прочие источники, которыми обусловлены детали моих полотен. И вот впервые прозвучал противоположный упрёк в голливудском приукрашивании таборной жизни. Лех Мруз утверждает, что картины Бессонова неправдоподобны, ибо его герои слишком чистые и прилично одетые. Сформулировано это так: «Его цыгане улыбаются и танцуют, все цветасты и чисты – даже идущие босиком женщины, хорошо откормлены, а на их одеждах нет ни одного пятна или дырки. Право, как в американских рекламах зубной пасты или средств против импотенции, или в фильмах, показывающих всегда элегантных ковбоев и сопровождающих их дам».
Собственно, этот пассаж рецензии и есть лучший показатель предвзятости. Возможно, польский автор рассчитывал на то, что читатель не увидит обсуждаемых иллюстраций. Но я предлагаю публике рассудить нас, доверяя собственным глазам. Разве не одеты в рваное тряпьё мать и дочь на картине «Линия судьбы»? Разве не заляпаны грязью босые ноги девочки на картине «Цыганский табор»? И кто кроме Л.Мруза рискнёт назвать чистым замызганный подол её юбки? В дыру на рубахе юноши с картины «Водопой» можно просунуть голову. Штаны его в пятнах. Можно ли было всё это не заметить? Ясно, что рецензент намеренно вводит читателей в заблуждение.
Да, на одной из картин я изобразил цыганок в опрятных концертных костюмах, которые танцуют на сцене. Вряд ли это можно поставить мне в вину – такова современная эстрада. Я принял бы вызов с чисто этнографических позиций. Но мой оппонент не рискнул вдаваться в детали, зная, что я способен подкрепить каждую мелочь архивными материалами.
Допускаю желание Леха Мруза видеть кочевников на картинах лицом пострашнее. Возможно, ему кажется более правильным изображать цыганские тела грязными, как у шахтёров после смены. Но на каком основании он берётся судить о степени пресловутой таборной неопрятности? Я не знаю, доводилось ли моему критику подолгу жить в цыганской палатке. Лично я провёл несколько недель в таборе из Закарпатья. Мои знакомые венгерские цыганки постоянно ходят просить подаяние босые, с детьми привязанными за спиной. Общался я и с группами, сохранившими традиционный костюм (влахи, чокэнари, кэлдэрары). Конечно же, я снимал цыганок в любую погоду. В моём архиве тысячи фотографий, отражающих повседневный облик этих босоногих, ярко одетых женщин. Смею утверждать – мои картины точно отражают реальную жизнь. Подспорьем в работе были не умозрительные представления учёных, а беспристрастный объектив. Когда позволят средства, я опубликую этнографический фотоальбом, который переубедит людей, считающих, что красота и «романтичность» цыганского облика осталась в прошлом, а то и вовсе не существовала. Пока же отметим для себя, что метод умышленной смены знаков с плюса на минус характерен не только для «изобразительной» критики Л.Мруза. В рецензии использован приём недобросовестного цитирования. Например, рецензент приписывает нам утверждение, будто из Индии мигрировали люди с авантюрной психологией. Между тем, ни о какой Индии в обсуждаемом отрывке (на стр. 18) речь не шла. Говорилось о Византии.
Могут спросить: «Велика ли разница между уходом с древней прародины цыган и перекочёвкой из гибнущей империи?» В данном контексте подмена географического названия кардинальна. В первом случае (поскольку не существует письменных источников) нас легко представить в глазах читателей шарлатанами. Во втором мы выступаем как исследователи, представившие доказательства. Мы действительно полагаем, что Византию покинула самая авантюрная часть цыган, поскольку имеем документы, фиксирующие хитроумные версии «пилигримов». (См. например парижскую хронику за 1427 год, которая показывает, как вожаки-авантюристы использовали в корыстных целях религиозные чувства европейцев). Наш дополнительный аргумент – принципиальная разница в основных способах заработка между ушедшими и оставшимися цыганами. Итак, намеренная подмена ключевых слов не делает чести столь серьёзному учёному, как Лех Мруз.
Весьма интересна попытка «поймать» авторов на противоречиях между стр.240 и стр.242. В одном месте - напомню - нами было сказано о том, что большинство цыган в России имеет среднее образование, а в другом, что у них низкий образовательный уровень. Я не вижу здесь противоречия. На фоне русских (у которых среднюю школу оканчивают практически все, и очень многие идут в институты), цыгане действительно неконкурентоспособны. И это не попытка задним числом «оправдать» свой текст. Если читать именно то, что написано, получается следующее. Большинство цыган среднее образование получило – но остальные не имеют и его! Разве это не фиксация отставания от коренного населения?
Таким образом, польский автор явно рассчитывал на беглое чтение, при котором тезис о «противоречиях» будет некритически воспринят публикой.
Есть и другие беспроигрышные способы выставить ненавистных оппонентов непрофессионалами. Как известно, по самой природе науки любой исследователь работает, опираясь на труды коллег. Когда мы цитируем ту или иную книгу, предполагается, что ответственность за возможные неточности несёт её автор. Лех Мруз сознательно игнорирует эту тонкость. В частности, он пространно разоблачает нашу некомпетентность, поскольку мы утверждали, что цыгане в Дубровнике делали кожанные ремни (С.15). По мысли рецензента мы должны были бросить всё и углубиться в архивную перепроверку этих сведений. Кстати, не понимаю зачем. Допустим, мы выяснили бы, что ремней цыгане упомянутого города не делали. Это как-то поколебало бы неоспоримую истину, что цыгане Балкан были в XIV веке ремесленниками? Наш пример был частным, можно было бы взамен привести десятки других. Теперь по существу. В одной из своих последних книг Е.Марушиакова и В.Попов следующим образом излагают факты: «В городском архиве Рагуза (ныне Дубровник) упомянуты два брата «египтянина» Влахо и Витан, изготавливающие посеребрёные кожаные ремни, часть которых они дали в залог местному ювелиру».2 Итак, в книге, вышедшей в 2000 году, болгарские этнологи утверждают, что "египтяне" (так раньше называли цыган) заложили часть произведённой своими руками продукции. Возникает вопрос, почему российский исследователь непрофессионален в силу цитирования цыгановедов, не менее авторитетных, чем сам Лех Мруз? Если научный мир примет критерии, которые нам навязывает рецензент, то обесценятся и его собственные скрупулёзные исследования – ведь тогда и на книги Мруза нельзя ссылаться до поездки в Польшу и личной перепроверки его работы.
Или такой дискриминационный подход только к россиянам? Я не припомню, чтобы Л.Мруз критиковал поставленного нам в пример Франсуа Во де Фолитье за его утверждение, будто русская императрица Елисавета сформировала из цыган два кавалеристских полка.3 А ведь в данном случае имел место неверный перевод. В реальности с цыган брали налоги на содержание армии. Как мы видим, явные ошибки (коих у Во де Фолитье и прочих европейцев предостаточно), не становятся поводом для тотального разгрома. Российский же цыгановед не имеет права добросовестно заблуждаться. Даже опечатки в его трудах трактуются как признак умственной неполноценности.
Мне отрадно осознавать, что при всей своей предвзятости Лех Мруз обнаружил в главе о гитлеровском терроре только одну хронологическую «ошибку» в несколько месяцев. На самом же деле ошибки нет и здесь. Есть придирка стилистического характера. Я описывал конкретную акцию по уничтожению немецких цыган в Освенциме. Естественно, из экономии места не сделал оговорку о том, что в других концлагерях геноцид шёл и ранее. Пусть господин Мруз не думает, будто я нахожусь в неведении о концлагере Ясеновац и прочих печально известных местах массовых убийств.
По сути, нами сделано главное. В России впервые напечатан базовый текст. Имея эту систему координат, можно подробнее разрабатывать множество проблем. Теперь каждая из них будет существовать в общем культурном контексте. Несомненно, будет гораздо шире освещена тема фашистского геноцида, а также сталинских репрессий. Я уже осуществил несколько публикаций на последнюю тему и готовлю к печати большую монографию о трагедии цыган в годы Второй мировой войны.
Л.Мруз осуждает нас за обращение к несолидным источникам. В частности, упоминается цитирование цыганского журнала «Rrom p-o drom». Опять-таки понятно, что польскому рецензенту не нравится читать, как польский пособник оккупантов по фамилии Гудзэк расстрелял в один день 93 жителя цыганской слободы, включая детей и беременных женщин. (Ведь неоднократно сказано, что всё зло от русских). Между тем, данная публикация, основанная на показаниях свидетелей, не может быть произвольно отброшена только в силу появления под «несолидной» обложкой. Мы видим здесь пример профессиональной узости. В нескольких местах рецензии пальма первенства отдаётся именно архивным документам, а пользование открытыми источниками трактуется как признак дилетантизма. Я не отрицаю важности исследований в архивах (сам сейчас в них работаю). Но если журналист описал со слов очевидцев факт геноцида, я готов ссылаться даже на газету «Правда».
Собственно, здесь мы вступаем в малопродуктивный заочный спор. Недавно я обнаружил в «Ленинградской правде» за 1965 год заметку из зала суда о том, как молодую русскую цыганку посадили за гадание. Должен ли я в угоду заграничному автору игнорировать этот факт, показывающий неприглядное лицо советских властей?
Теперь предположим, что цыгановед обнаружил в судебных архивах соответствующее дело. По логике Л. Мруза официальная информация о заключении в тюрьму Ираиды Дашкевич за нажитые путём гадания 50 рублей сразу же обретает более высокий статус. Мне нелегко смириться с мыслью, что одни и те же сведения считаются достойными или недостойными публикации в зависимости от места их хранения.
Как выясняется, российскому исследователю рискованно повторять даже общеизвестные факты без привлечения исчерпывающих доказательств. Лех Мруз порицает нас за фразу: «хотя падение авторитарных режимов большинство восточноевропейских цыган встретило с энтузиазмом, их положение нигде не улучшилось, а во многих странах даже ухудшилось». (С. 229) Прочитав этот отрывок, рецензент объявил наши слова неправдой и посетовал, что соавторы не объясняют, на каких данных основываются.
Но разве мы были голословны? В разбираемой главе приводилась статистика о массовой безработице, о беженцах, о цыганских погромах и росте неграмотности. Оказывается, этого мало! Возникает вопрос, почему польский автор «ставит на место» только россиян и не одёргивает европейских специалистов, подкрепляющих тот же тезис колоссальным количеством информации? Для меня унизительно вступать с Лехом Мрузом в дискуссию о кризисе цыганской общины после крушения социализма. Вначале ему следует публично опровергнуть резолюции цыганских конгрессов, материалы правозащитных организаций и мрачную официальную статистику.
Мы «уличены» рецензентом в слабом знании хронологии. В частности, пишется, что мы датировали появление цыган в Польше 1501 годом, тогда как Е.Фицовский называет более раннюю дату. На первый взгляд, мы проявили непрофессионализм, некритически доверившись западноевропейским предшественникам. Однако можно и возразить: а что, собственно, следует принять за точку отсчёта? Если небольшой табор проехал транзитом через некий город, является ли это искомой датой? На мой взгляд, правильнее отсчитывать возникновение цыганской этногруппы с тех переселенцев, которые приехали в страну и навсегда остались в ней.
Печально, что в хронологическом вопросе Л.Мруз опять прибегает к подтасовкам, стремясь выставить нас в невыгодном свете. Цитирую рецензию: «Чуть дальше (с.28) авторы ещё раз утверждают, что в Польше цыгане появились в 1501 г. и что это подтверждает документ, выданный королём Ягелло (Йогайло)». После этого следует упрёк, что в реальности этот монарх умер на 69 лет раньше. Разумеется, доверчивый читатель должен возмутиться безграмотностью россиян. Но не будем спешить. Заглянем, как и рекомендовано рецензентом, на стр. 28. Там при упоминании польского короля вообще нет даты, а соответственно фиктивен и анахронизм.
Не надо большого искусства для того, чтобы придумывать оппонентам промахи, а потом с блеском их опровергать.
Польский коллега начал отзыв заявлением об огромном количестве ошибок в «Истории цыган». Логично было бы предположить, что для разбора он выделит наиболее вопиющие и бесспорные. На деле получается иначе. Рецензент приводит как образец низкого качества нашей работы дискуссионные вопросы, заостряет внимание на спорных мелочах, а когда и этого «строительного материала» не хватает, вынужден идти на подлог. Я вижу в такой практике признак большого «запаса прочности» монографии.
И в самом деле – нельзя же всерьёз считать недостатком то, что в русском тексте я пишу французскую фамилию кириллицей. Представьте себе историческую книгу, подогнанную под требования Л.Мруза.
«Пакт Молотова-Ribbentrop».
Или - «Конференция в Ялте с участием Сталина, Churchill и Roosevelt».
На мой взгляд, мы правильно поступили, используя кириллицу в русском тексте, а латиницу в сносках. Напомню ещё раз, как была сформулирована претензия рецензента:
«Разнообразных ошибок или проявлений небрежности много. Не знаю, почему фамилия выдающегося историка, исследователя истории цыган, временами пишется так, как в оригинале (Francois de Vaux de Foletier), а временами в русском произношении, русскими буквами».
Вряд ли найдётся автор, который будет солидарен в этом вопросе с нашим критиком.
Этнологам понятно, что ключевое место нашей книги – таблица формирования цыганских этногрупп (с.82). Разумеется, для рецензента, желающего поставить россиян на место, очень важно оспорить именно эту часть работы. Сам профессор Мруз решить проблему классификации не смог, и пишет, что вряд ли это вообще возможно.
Проблема заключается в том, что по мнению цыгановедов таблица в «Истории цыган» построена принципиально верно и имеет ресурс для окончательной доработки. Основанием для критики мог бы послужить не полный охват материала, однако в комментарии содержится оговорка: «Приводимая далее таблица не может считаться окончательным результатом». Мы с понятной осторожностью не стали включать в схему группы, по которым литература даёт противоречивую информацию и призвали коллег дополнить её проверенными данными. Лех Мруз находит следующий выход из сложной ситуации:
«Обращает на себя внимание применение в отношении прошлого, и временами весьма далёкого, современных определений и этнонимов. Старинные архивные документы не позволяют нам утверждать, что именно с этими группами цыган мы имеем дело в ХV или ХVII вв.»
Печатно выдвигая этот спорный тезис, именитый цыгановед делает вид, что ему неизвестны азы нашей отрасли знания. Но поскольку неспециалистам трудно судить, кто прав, напомню о фактах, которые были «забыты» Л.Мрузом.
Целая россыпь цыганских этнонимов письменно зафиксирована румынскими авторами начала XIX века.4 Эти самоназвания существуют и поныне, хотя прошло 200 лет. Этноним влашских цыган просматривается по украинским архивам в середине XVIII века и даже ранее.5 Если и 300 лет мало, напомню, что термин "кале" имеет историю, по меньшей мере, в 500 лет. Могут спросить, в каких летописях он был зафиксирован в столь давние времена? Наука даёт следующий ответ. Если единая группа разделилась на три территориально обособленных, и при этом у всех сохранилось одинаковое название – ясно, как звучал изначальный этноним. В нашем случае такая ситуация налицо. До сих пор существуют "кале" в Испании, "кале" Северного Уэллса и "каале" в Финляндии. Предки этих цыган разошлись в разные стороны почти пять веков назад. А называются группы практически одинаково. Кстати, указанная методика позволяет судить, что самоназвания цыган способны сохраняться целое тысячелетие. Я имею в виду древнее разделение на: "лом" (Армения), "дом" (Палестина) и "ром" (Балканы).
Возникает вопрос: «На что рассчитывал рецензент, критикуя нас с заведомо ложных позиций?» По-видимому, директор Института Этнологии и Культурной Антропологии понадеялся на вес своих прежних научных заслуг в глазах обычного читателя, а отпора со стороны понимающих коллег не ждал. Кто будет публично вступаться за россиян, если те до сих пор остались «советскими»?
Невозможно даже представить себе корифея в области астрономии, громящего противников «истиной», что солнечная система насчитывает три планеты. В цыгановедении, увы, нечто подобное происходит по сию пору.
Критикуя таблицу формирования этногрупп, Л.Мруз высказал мысль, будто в старину не фиксировались самоназвания вновь появившихся кочевников. «Летописцам того времени, как, впрочем, и учёным гораздо более позднего периода, достаточно было факта, что речь идёт о цыганах. Известно также, что цыгане перемещались, во всяком случае, значительная их часть. Так, из факта, что часть украинских цыган сегодня определяет себя как сэрвы, нельзя сделать вывод, что и в XVII в. цыгане на Украине так себя называли».
Как назло, именно по этому поводу высказалась в своей диссертации Т.Киселёва. Оказывается, в 1624 году на территории современной Белоруссии был издан указ, запрещающий местным жителям под страхом штрафа скрывать вновь появившихся кочевых цыган, именующих себя «влахами и сербами». 6
Итак, этнонимы в указанный период фиксировались. И возможно, упомянутый Т.Киселёвой указ стал причиной перекочёвки двух названных этногрупп на соседнюю Украину. Это проливает новый свет на историю сэрвов и влахов.
Как видим, даже при беглом разборе выявляется шаткость позиций рецензента. Очень соблазнительно было бы и далее разбирать один пример за другим, показывая, насколько слабы обвинения в адрес «Истории цыган». К сожалению, это невозможно, поскольку зачастую ответ требует гораздо больше места, нежели вопрос. Скажу лишь, что если понадобится, я готов вступить в развёрнутую дискуссию о «защитных бумагах» во время перекочёвки в Западную Европу или об урсарах, занятых вождением медведей.
Замечания по поводу индийского наследия, отразившегося в ряде элементов цыганской культуры, построены у Л.Мруза на формальной логике. Они легко опровергаются при диалектическом подходе. Точно то же самое можно сказать о «критике» в области цыганских и не цыганских профессий.
Для человека, который не нашёл в монографии (вызывавшей доселе за рубежом благожелательные отзывы) ничего хорошего, польский автор оказался крайне беспечен. Нельзя браться за разгромную статью, имея в арсенале главным образом эффектные политические ярлыки, искажающее цитирование и легковесные доводы, годные лишь в том случае, если оппонент промолчит. Зная рецензента в качестве талантливого и дорожащего своей репутацией учёного, я и подумать не мог, что он даст столько поводов для аргументированных возражений.
Подведём итоги. Заявленной целью Леха Мруза была критика «Истории цыган» с целью исправления недостатков при переиздании. Как мы уже убедились, собственно критики в данной рецензии практически нет. Есть огульные бездоказательные обвинения. Только в шести случаях авторам указано на неточности (не принципиального характера), большинство же претензий к тексту как минимум спорно.
По странному стечению обстоятельств Лех Мруз не указал на реальные слабые точки монографии. А ведь они имеются (взять хотя бы досадные ошибки в таблицах деления лотвов и крымов или неточную формулировку при обсуждении цыганских музыкальных систем, которых в реальности насчитывается не три, а больше). После выхода «Истории цыган» я имел немало бесед с коллегами. Все они, осознавая важность появления нашей книги в России, дружески указывали на недостатки. И коэффициент полезного действия при этих обсуждениях был несравнимо выше, чем от знакомства с крайне предвзятой и несправедливой рецензией польского специалиста.

1. Шаповал В. История цыган на страницах новой книги. История. М., 8-15.VIII.2001. № 30. С. 16.
2. Марушиакова Е; Попов В. Циганите в Османската империя. София, 2000. С.21
3. Vaux de Foletier Francois de. La civilisation du cheval dans le monde Tsigane. Etudes tsiganes №1 1982. P.15.
4. Когалничан М. Очерк истории, нравов и языка цыган. Северная пчела. Спб., 1838. № 77. С.303.
5. Плохинский М.М. Иноземцы в старой Малороссии. Ч.1. М., 1905. С. 203.
6. Киселёва Т.Ф. Цыганы европейской части Союза ССР и их переход от кочевания к осёдлости. Автореферат диссертации. М., 1952. С. 125
Made on
Tilda