Невидимый забор.



Приход табора всегда вносил возбуждение в округу. Некоторые местные жители впадали в мрачную настороженность. Им мерещилось, что именно сейчас у них что-то украдут, и они проверяли запоры. Но не всех табор отпугивал. Ведь в европейской культуре существовало два имиджа цыган. И второй был основан на красивых историях о Кармен и Эсмеральде. Существовала живопись, идеализирующая кочевую романтику. На экране то и дело появлялись фильмы, отражающие экзотичность цыганского образа жизни. Не надо сбрасывать со счетов и таинственные легенды о гадании. Мистический ореол вокруг каравана кибиток существовал испокон веков. Поговорка гласит: "Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать". Так стоит ли удивляться, что никогда не было недостатка в желающих сравнить книжные образы и реальных кочевников.

Весть - "Цыгане приехали!" - как магнитом тянула любопытных на таборную стоянку. Кого-то интересовала цыганская кухня (правда ли, что кочевое племя ест ёжиков?). Кому-то хотелось поближе посмотреть на ярко одетых женщин, увешанных золотом. Естественно, были люди, мечтавшие посидеть у цыганского костра, послушать песни, насладиться танцами. Если повезёт - то будет о чём рассказывать потом своим друзьям!

Эти постоянные визиты могли бы доставлять массу неудобств, если бы не система мер, позволяющая сохранить то, что американцы называют "прайвеси" - то есть неприкосновенность частной жизни. Конечно, поведение цыган нельзя сравнивать с хорошо отрепетированным спектаклем. Скорее тут была выверенная веками линия поведения. Но всё же нечто от театра в этом присутствовало. Да и был ли другой выход? Оседлое население (в том числе и мои уважаемые читатели) обороняется от незваных гостей заборами и дверями. Кочевники, которые останавливаются на чужой земле, не имели ни того, ни другого - и поэтому вынуждены были строить ограду психологического свойства:

Ян Йорс обобщает свои впечатления так. В любом цыганском таборе наиболее агрессивны к чужакам детишки и старухи. Если кто-то подходил к кострам, ребятня облепляла его со всех сторон. Дети словно соперничали между собой в попрошайничестве. Одни лезли со слезливыми мольбами, жалобно уверяя, что очень голодны. Они светились невинными улыбками и проявляли большое обаяние. Другие вели себя нагло. Они пихались, стремясь пролезть в первый ряд. Такие спектакли были скорее грубоватой забавой, нежели поиском выгоды. Дети окружали застигнутого врасплох человека, толкаясь между собой и хватая его за одежду. Сердиться на них было бесполезно. Если чужак выходил из себя, дети отвечали на это дерзкими насмешками. Под настроение они могли даже кидаться в незваного гостя камешками - неточно, но убедительно. Глядя на всё это, Йорс понял, что постоянное выпрашивание денег, в котором упражнялась детвора, являлось преградой для чужого любопытства. "Это была не только забава - скорее эффективный невидимый экран, оберегающий секреты цыганского сообщества".

Но представим себе, что чужак оказался не робкого десятка. Он прорвался через орду кривляющихся цыганят, и сообразил, что таборные собаки пропускают каждого, у кого есть смелость замахнуться на них палкой, или пнуть ногой. Вот он подсел к цыганскому костру и начал задавать вопросы. Что будет дальше? Прогонят ли его? Ни в коем случае! Откровенная грубость, как цыганам было прекрасно известно, только настраивала бы против них население. Надо сделать так, чтобы незнакомец сам захотел уйти. Исходя из этого беседу с ним вели по определённому обычаю. Если человек задавал какой-то вопрос, то правдивого ответа ему не давали. Подойди хоть к двадцати цыганам - каждый из них ответит по-разному. Более того. Если разговаривать с одним цыганом и двадцать раз возвращаться к одному и тому же вопросу, то результат ставил чужаков в тупик. Цыганский собеседник не станет мяться или увиливать. Он просто даст двадцать разных ответов. И всё это с совершенно искренним видом! Европейская логика тут не действовала. Бесполезно было обвинять цыган в непоследовательности или указывать им на противоречия. Всё равно отговорятся фразами типа: "Мы люди тёмные, неграмотные". Или просто прервут, сбивая с мысли.

Способов увести разговор в иное русло было много. Например, цыгане незаметно подавали знак какой-нибудь бабушке, и та начинала приставать к чужаку с назойливыми просьбами. Отмахнуться от этого было не так-то просто - ведь получилось бы, что гость не уважает старость.

Иногда, если беседа заходила явно не туда, возле костра начиналась внезапная ссора. Тут уж не до праздного любопытства. Громкая ругань, экспрессивные жесты отвлекали внимание как нельзя лучше. А когда гвалт стихал, визитёр уже и сам не помнил, о чём ещё недавно шла речь.

Порой спектакль шёл по третьему пути. К гостю подсаживалась поближе молодая цыганка и делала вид, что хочет с ним поближе познакомиться. Этот провокационный флирт сбивал с толку. Мало кто мог игнорировать двусмысленные намёки экзотической "дикарки" - да ещё в присутствии её мужа, отца или братьев. Местному жителю было проще откланяться и уйти под предлогом срочного дела.

Ну а если и это не помогало, цыгане шли на крайнее средство. Они начинали чесаться с таким видом, будто их мучит зуд от укусов блох или вшей. Делалось это очень естественно. Природная брезгливость быстро пересиливала любопытство и гаджо покидал табор. Надо ли говорить, что с его уходом почёсывание немедленно прекращалось. Ловари были прекрасно знакомы с азами гигиены и быстро избавлялись от насекомых, если - не дай бог - где-то их подцепляли… Между прочим, два встречающихся табора обязаны были предупредить друг друга, есть ли в их среде больные чесоткой. Скрывать такую опасность перед совместной стоянкой, запрещал неписаный кодекс. И нарушение этого правила могло стать поводом для серьёзного конфликта.

Но вернёмся к нашей главной теме. Имитация зуда была сильным средством. Но если и это не помогало, то - под занавес - в ход пускался намёк на туберкулёз. От неуместного интереса посторонних цыганские семьи избавлялась, используя всеобщий страх перед заразой. Старики начинали яростно кашлять с таким видом, будто болезнь находится в последней стадии. А потом посмеивались вслед удаляющейся фигуре.

Итак, у цыган венгерского происхождения существовал целый комплекс мер, позволяющий избавиться от вторжения в личную жизнь - и при этом они обходились без грубостей. Им достаточно было создать неуютную психологическую атмосферу.

Николай Бессонов



Статья опубликована в цыганской газете "Романi яг" № 12 (139), 2006 г.