Убиты за трудолюбие.
Первые расстрелы в карельском урочище Сандармох прошли не гладко. Были попытки побега. После этого новых смертников везли на грузовиках связанными по рукам и по ногам.
Глухие места позволяли сохранить покров тайны. В песчаном грунте удобно копать большие могилы. Каждая партия обречённых не знала ни фамилий своих палачей, ни истинных масштабов их преступлений. Только теперь стало известно, что в 1937-38 годах земля Сандармоха приняла около 9000 мужчин и женщин многих национальностей. Мы знаем, что «исполнителей» звали Бондаренко и Шондыш. Трудно осознать факт, что в одну из ночей эти напарники убили 442 человека. В скорбном списке жертв «карельской Катыни» оказались люди из всех слоёв общества: от крестьян до интеллигенции.
Философы, учёные и бывшие офицеры не строили иллюзий. Они давно предчувствовали, что большевики предпочтут от них избавиться. Но среди осуждённых наверняка были и те, кто до конца не мог поверить в происходящее. Прежде всего, я имею в виду румынских цыган – глубоко аполитичных, и по-детски не разбирающихся в странном мире, созданном чужаками. Для цыган все, кроме них самих, это чужаки – « гадже ». Двенадцать смуглых мужчин, которых в ночь очередной казни подбрасывало на ухабах их последней дороги, силились понять логику властей… Вроде бы, с тех пор, как прогнали богатых, всё в этой стране – для простых тружеников. Но ведь они и есть труженики! Каждый из них – умелый медник. « Гадже » не любят цыган, которые воруют. Однако же, никто из них не воровал. Все они с детства лудили котлы, делали вёдра, цистерны, подносы. Арест в начале тридцатых, наверное, был ошибкой. Не разобрались. Приняли за врагов. Но ведь с тех пор начальство, вроде бы, поняло, с кем имеет дело. Год назад четверым из них зачитали бумагу, по которой срок снижен кому на два, а кому и на три года. И после этого убивать?
По прошествии многих лет нам так же трудно понять смысл уничтожения безобидных кустарей – зато стал понятен внутренний механизм карательной машины. Гибель группы румынских цыган не может считаться случайной хотя бы потому, что в других регионах страны с их соплеменниками творилось то же самое.
Для непосвящённых между цыганами всего мира почти нет различий. Между тем, они отличаются и диалектами, и религией, и профессиями. К примеру, русские цыгане традиционно занимались торговлей лошадьми и музыкой, но избегали ремёсел. В метро встречаются венгероязычные «мадьярки» с детьми за спиной. В большинстве своём они, кстати, католички, а вот московские « крымы » исповедуют ислам.
В этой статье речь идёт о « кэлдэрарах » – православных цыганах румынского происхождения, появившихся в России в конце XIX века. Их традиционным промыслом было лужение котлов, поэтому у нас они приобрели второй этноним – « котляры ». В поисках работы лудильщики разъехались по всему миру. Надо сказать, что, несмотря на предубеждение европейских народов к кочевникам, проникновение кэлдэраров прошло безболезненно. И властям, и простым обывателям с самого начала становилось понятно, что вновь прибывшие таборы состоят из умелых мастеровых, готовых качественно и недорого обслужить сеть кафе и ресторанов, а также залатать хозяйкам прохудившиеся кастрюли. Положительное впечатление производил колоритный облик этих кочевников, идеально подходивший под представления «как должны выглядеть настоящие цыгане». Степенные мужчины расхаживали с длинными кудрями, ниспадающими на плечи, в жилетах и сапогах с выделкой. Босые цыганки в пёстрых юбках и косынках носили золотые мониста, серьги и кольца, а в косы вплетали ленты с нашитыми монетами. Едва овладев новым языком, они тут же получали репутацию умелых гадалок. Россиянам эта экзотика пришлась по душе.
Октябрьский переворот заставил многих румынских цыган откочевать из пределов рухнувшей империи. По сию пору в Америке проживают «кэлдэрары русуря». Оставшиеся разделили судьбу прочих россиян, испытав на себе сталинский террор. Достоверно известно, что котляров целыми таборами загоняли в эшелоны и везли на погибель в Сибирь. Выживали немногие. Одна из чудом спасшихся кэлдэрарок рассказывала о своём таборе, арестованном в среднерусской полосе и об эшелоне, в котором от невыносимых условий умерла половина этапа. Особенно тяжкое впечатление остаётся от описания массового побега через бескрайние леса. Голод доконал почти всех, кто решился на дальний путь. Яркие пятна цыганских юбок усеяли тайгу. Рассказчица подобрала едва живую девочку, лежащую возле мёртвой матери и сумела её спасти. Со слов пожилых очевидцев можно понять причину массовых арестов. Партии требовалось золото на нужды «социалистического строительства». Поскольку любой доход по национальной традиции обращался цыганами в украшения, золото удавалось конфисковывать буквально вёдрами.
У«цыган-иностранцев» был и дополнительный риск. Герои этой статьи в большинстве родились за границей, и некоторые из них сохранили зарубежные паспорта. Разумеется, в подозрительной атмосфере тридцатых само наличие документов из Румынии или несуществующей теперь Австро-Венгрии уже давало повод к обвинению в шпионаже. А котляры вынуждены были регулярно выходить на контакт с властями.
Для своего ремесла цыгане нуждались в листовом металле. До революции это не было проблемой – они просто шли в лавку и покупали листы меди или железа. После того, как иго капитала было свергнуто, возник дефицит всего, в том числе и металла. У кэлдэраров оставался лишь один выход - идти на поклон к начальству в надежде получить свою долю от централизованного распределения. Наивные цыгане по старинке использовали вместо непонятного для русских термина «кэлдэрары» такие слова, как: «сербы», «румыны», «венгры». Тогда никто ещё не понимал, как это опасно.
Официальная линия партии состояла в том, что следует приобщить кочевой народ к созидательному коллективному труду. В начале тридцатых даже выпускались журналы, которые всячески агитировали таборы вливаться в колхозы или объединяться в артели. И если русские цыгане – сторонники торговых заработков – крайне неохотно следовали этой пропаганде, то кэлдэрары не имели никаких предубеждений против работы в коллективах. Их предки работали совместно сотни лет (только называлось это трудовое товарищество «вортэчией»). Поэтому, когда стало ясно, что частникам листовой металл не дают, приезжие лудильщики легко соглашались официально оформить свою вортэчию как артель. Сценарий переговоров в райкоме был единым для всей страны. Вожак табора, степенный мужчина в пиджаке, а то и в галстуке, предлагал качественно выполнить любой заказ для столовых или воинских частей. Власти же охотно шли навстречу, посылая наверх победный рапорт об успехах в области национальной политики. В рапорте говорилось, будто именно такому-то партийному работнику удалось вырвать очередную группу цыган из тьмы паразитического существования и приобщить к общественно-полезному труду. Автору удалось детально проследить этот процесс на примере смоленской артели «Нэво дром» («Новый путь»). Конечно, больших дивидендов цыгане обычно от подобного сотрудничества не имели. В Смоленске они не получили ни барака для жилья, ни подвала под мастерскую. Выделенного металла едва хватило им на месяц, после чего работа встала. Но так или иначе, послушное следование официальной фразеологии позволяло многим таборам сводить концы с концами. Увы, мало кто из цыган понимал, какое значение имеет в условиях диктатуры выбор названия артели. Хорошо, если оно было революционным. Но очень многие кэлдэрары подчёркивали в названии своё заграничное происхождение. Именно они в первую очередь становились объектом пристального внимания НКВД. К примеру, табор под управлением Янко Истрати избрал для «вновь организованной» в Кирове артели подозрительное название «Румынский иностранец». Естественно, что её члены отправились в лагеря как враги народа. Чтобы было ясно, что речь идёт не об исключении, приведу названия некоторых других артелей, зарегистрированных в Москве в 1932 году: «Первая Сербско-Румынская», «Вторая Сербско-румынская», «Греко-румынская», «Сербско-румынская имени Сталина», «Румынская ”Новый быт”», «Черноморский эмигрант».
Аресты кочевых лудильщиков начинались, едва те успевали получить новый статус. Повсюду творилось одно и то же. Ремесленники рвались работать, а им шили политические статьи.
Недовольство условиями найма и плохим снабжением мгновенно переквалифицировалось в антисоветскую агитацию.
Рождение на иностранной территории плавно перетекало в шпионаж.
Следователи НКВД приписывали арестованным даже контрреволюцию и попытки диверсий! В качестве примера приведу судьбу цыган из Смоленской артели. Все они были родом из Румынии и Сербии. Всех арестовали в феврале 1938 года и через три месяца расстреляли, осудив по статье 58-6,10,11. Вот анкетные данные этих несчастных (естественно, русифицированные в следственных бумагах:
Гомман Марко Усович, 1868 г.р.
Гоманиц Владимир Иванович, 1910 г.р.
Гоман Владимир Граншевич (Владо Диординиску), 1912 г.р.
Диординаско Братьян , 1900 г.р.
Михай Алексей Михайлович, 1912 г.р.
Михай Иван-Ярко , 1900 г.р.
Михай Иван , 1897 г.р.
Эта статья началась с описания сандармохской трагедии. В списке казнённых узников Соловков также фигурирует распространённая у кэлдэраров фамилия Михай. Арестованы эти люди были в Москве, причём гораздо раньше своих смоленских собратьев. Сохранились и названия артелей, в которых они работали до ареста (опасное слово «Югославец», а также вполне нейтральные «Метропромсоюз» и «Красный забайкалец»). Судя по возрасту самого младшего из узников – а родился он в 1910 году на территории Румынии - табор перекочевал в нашу страну довольно поздно.
Цыгане-медники появились на Соловках в три очереди. 9 февраля 1933 года были осуждены по 58-й статье трое ремесленников по фамилии Станеско и четверо по фамилии Михай. Ровно четыре месяца спустя был вынесен приговор по тому же делу ещё троим Михаям. Почти все цыгане получили стандартную десятку. А через два года соловецкая кэлдэрарская община пополнилась тремя новыми медниками – каждый получил 5 лет за контрреволюционную агитацию. И снова все они носили фамилию Михай.
Бывший заключённый Ю.Чирков вспоминает в своих мемуарах о том, что из Москвы было привезено немало «румынских шпионов». Старостой цыганской камеры был назначен таборноый вожак Гого Станеско. Его и осудили на расстрел самым первым, когда в 1937 году по распоряжению Ежова началась чистка лагерей от «антисоветских элементов» в соответствии со спущенными на каждый регион контрольными цифрами. Выбор жертв осуществляли тройки НКВД. Выполняя распоряжение Москвы, местные чекисты включили в роковые списки цыган. Гого Парфентьевич именовался в бумагах сталинских палачей «выборным королём московского цыганского табора». Чекисты не подозревали, что в России у цыган никогда не было монархической власти. Присваивая себе на следствии пышный титул, вожак рассчитывал на особое отношение тюремщиков, причём в какой-то степени так и произошло. «Королю» Станеско на Соловках поручили организацию цыганского ансамбля.
Это решение – такое естественное в глазах тюремного начальства, да, пожалуй, и читателей, видится автору совершенно в другом свете. Напомню, что Гого Станеско был не русским цыганом, а кэлдэраром. Его этническая группа занималась ремёслами и практически не выдвигала из своей среды профессиональных музыкантов. Конечно, у кэлдэраров имеется фольклор, но на русское ухо он удивительно однообразен, ибо представляет собой длинные баллады на румынской музыкальной основе. Глава табора взялся за непривычное для себя дело исключительно из желания выжить, и остаётся только удивляться, как он, практически не разбираясь в русско-цыганских песнях, вместе со своими соплеменниками сумел создать впечатление потомственных артистов. Такие чудеса возможны только в условиях советского концлагеря и только перед лицом смерти.
Мне остаётся привести имена соловецких цыган, которых не спасли от расстрела ни упорный труд, ни музыка. Данные взяты из протокола Особой Тройки УНКВД Ленинградской области от 25 ноября 1937 г.
Михай Василий Петрович (Ле-Митаско Тома) 1889 г.р.
Михай Вишан Дмитриевич 1903 г.р.
Михай Дёрди Янкович (Ютанеску Дрилла) 1897 г.р.
Михай Дрилла Дмитрович 1894 г.р.
Михай Иван Георгиевич (Буласко Бало-Балишо) 1910 г.р.
Михай Иван Дмитриевич (Лажунга Леско) 1899 г.р.
Михай Риста Дёрди (Де Мардюлако Тома) 1876 г.р.
Михай Тома Янкович (Ла-Янкобко Тома) 1891 г.р.
Михай Тома Николаевич (Ле-Балашеско Гого) 1891 г.р.
Михай Тома Ристович (Ла-Зинкако) 1909 г.р.
Станеско Ергул Георгиевич
Станеско Николай Лацевич (Ле-Пиядако Ергуло) 1876 г.р.
Возможно, эта публикация поможет родственникам узнать о судьбе людей, попавших коммунистическим властям под горячую руку…
Николай Бессонов.
Статья опубликована в газете «30 октября», июнь 2002, М., № 23, С.5
Первые расстрелы в карельском урочище Сандармох прошли не гладко. Были попытки побега. После этого новых смертников везли на грузовиках связанными по рукам и по ногам.
Глухие места позволяли сохранить покров тайны. В песчаном грунте удобно копать большие могилы. Каждая партия обречённых не знала ни фамилий своих палачей, ни истинных масштабов их преступлений. Только теперь стало известно, что в 1937-38 годах земля Сандармоха приняла около 9000 мужчин и женщин многих национальностей. Мы знаем, что «исполнителей» звали Бондаренко и Шондыш. Трудно осознать факт, что в одну из ночей эти напарники убили 442 человека. В скорбном списке жертв «карельской Катыни» оказались люди из всех слоёв общества: от крестьян до интеллигенции.
Философы, учёные и бывшие офицеры не строили иллюзий. Они давно предчувствовали, что большевики предпочтут от них избавиться. Но среди осуждённых наверняка были и те, кто до конца не мог поверить в происходящее. Прежде всего, я имею в виду румынских цыган – глубоко аполитичных, и по-детски не разбирающихся в странном мире, созданном чужаками. Для цыган все, кроме них самих, это чужаки – « гадже ». Двенадцать смуглых мужчин, которых в ночь очередной казни подбрасывало на ухабах их последней дороги, силились понять логику властей… Вроде бы, с тех пор, как прогнали богатых, всё в этой стране – для простых тружеников. Но ведь они и есть труженики! Каждый из них – умелый медник. « Гадже » не любят цыган, которые воруют. Однако же, никто из них не воровал. Все они с детства лудили котлы, делали вёдра, цистерны, подносы. Арест в начале тридцатых, наверное, был ошибкой. Не разобрались. Приняли за врагов. Но ведь с тех пор начальство, вроде бы, поняло, с кем имеет дело. Год назад четверым из них зачитали бумагу, по которой срок снижен кому на два, а кому и на три года. И после этого убивать?
По прошествии многих лет нам так же трудно понять смысл уничтожения безобидных кустарей – зато стал понятен внутренний механизм карательной машины. Гибель группы румынских цыган не может считаться случайной хотя бы потому, что в других регионах страны с их соплеменниками творилось то же самое.
Для непосвящённых между цыганами всего мира почти нет различий. Между тем, они отличаются и диалектами, и религией, и профессиями. К примеру, русские цыгане традиционно занимались торговлей лошадьми и музыкой, но избегали ремёсел. В метро встречаются венгероязычные «мадьярки» с детьми за спиной. В большинстве своём они, кстати, католички, а вот московские « крымы » исповедуют ислам.
В этой статье речь идёт о « кэлдэрарах » – православных цыганах румынского происхождения, появившихся в России в конце XIX века. Их традиционным промыслом было лужение котлов, поэтому у нас они приобрели второй этноним – « котляры ». В поисках работы лудильщики разъехались по всему миру. Надо сказать, что, несмотря на предубеждение европейских народов к кочевникам, проникновение кэлдэраров прошло безболезненно. И властям, и простым обывателям с самого начала становилось понятно, что вновь прибывшие таборы состоят из умелых мастеровых, готовых качественно и недорого обслужить сеть кафе и ресторанов, а также залатать хозяйкам прохудившиеся кастрюли. Положительное впечатление производил колоритный облик этих кочевников, идеально подходивший под представления «как должны выглядеть настоящие цыгане». Степенные мужчины расхаживали с длинными кудрями, ниспадающими на плечи, в жилетах и сапогах с выделкой. Босые цыганки в пёстрых юбках и косынках носили золотые мониста, серьги и кольца, а в косы вплетали ленты с нашитыми монетами. Едва овладев новым языком, они тут же получали репутацию умелых гадалок. Россиянам эта экзотика пришлась по душе.
Октябрьский переворот заставил многих румынских цыган откочевать из пределов рухнувшей империи. По сию пору в Америке проживают «кэлдэрары русуря». Оставшиеся разделили судьбу прочих россиян, испытав на себе сталинский террор. Достоверно известно, что котляров целыми таборами загоняли в эшелоны и везли на погибель в Сибирь. Выживали немногие. Одна из чудом спасшихся кэлдэрарок рассказывала о своём таборе, арестованном в среднерусской полосе и об эшелоне, в котором от невыносимых условий умерла половина этапа. Особенно тяжкое впечатление остаётся от описания массового побега через бескрайние леса. Голод доконал почти всех, кто решился на дальний путь. Яркие пятна цыганских юбок усеяли тайгу. Рассказчица подобрала едва живую девочку, лежащую возле мёртвой матери и сумела её спасти. Со слов пожилых очевидцев можно понять причину массовых арестов. Партии требовалось золото на нужды «социалистического строительства». Поскольку любой доход по национальной традиции обращался цыганами в украшения, золото удавалось конфисковывать буквально вёдрами.
У«цыган-иностранцев» был и дополнительный риск. Герои этой статьи в большинстве родились за границей, и некоторые из них сохранили зарубежные паспорта. Разумеется, в подозрительной атмосфере тридцатых само наличие документов из Румынии или несуществующей теперь Австро-Венгрии уже давало повод к обвинению в шпионаже. А котляры вынуждены были регулярно выходить на контакт с властями.
Для своего ремесла цыгане нуждались в листовом металле. До революции это не было проблемой – они просто шли в лавку и покупали листы меди или железа. После того, как иго капитала было свергнуто, возник дефицит всего, в том числе и металла. У кэлдэраров оставался лишь один выход - идти на поклон к начальству в надежде получить свою долю от централизованного распределения. Наивные цыгане по старинке использовали вместо непонятного для русских термина «кэлдэрары» такие слова, как: «сербы», «румыны», «венгры». Тогда никто ещё не понимал, как это опасно.
Официальная линия партии состояла в том, что следует приобщить кочевой народ к созидательному коллективному труду. В начале тридцатых даже выпускались журналы, которые всячески агитировали таборы вливаться в колхозы или объединяться в артели. И если русские цыгане – сторонники торговых заработков – крайне неохотно следовали этой пропаганде, то кэлдэрары не имели никаких предубеждений против работы в коллективах. Их предки работали совместно сотни лет (только называлось это трудовое товарищество «вортэчией»). Поэтому, когда стало ясно, что частникам листовой металл не дают, приезжие лудильщики легко соглашались официально оформить свою вортэчию как артель. Сценарий переговоров в райкоме был единым для всей страны. Вожак табора, степенный мужчина в пиджаке, а то и в галстуке, предлагал качественно выполнить любой заказ для столовых или воинских частей. Власти же охотно шли навстречу, посылая наверх победный рапорт об успехах в области национальной политики. В рапорте говорилось, будто именно такому-то партийному работнику удалось вырвать очередную группу цыган из тьмы паразитического существования и приобщить к общественно-полезному труду. Автору удалось детально проследить этот процесс на примере смоленской артели «Нэво дром» («Новый путь»). Конечно, больших дивидендов цыгане обычно от подобного сотрудничества не имели. В Смоленске они не получили ни барака для жилья, ни подвала под мастерскую. Выделенного металла едва хватило им на месяц, после чего работа встала. Но так или иначе, послушное следование официальной фразеологии позволяло многим таборам сводить концы с концами. Увы, мало кто из цыган понимал, какое значение имеет в условиях диктатуры выбор названия артели. Хорошо, если оно было революционным. Но очень многие кэлдэрары подчёркивали в названии своё заграничное происхождение. Именно они в первую очередь становились объектом пристального внимания НКВД. К примеру, табор под управлением Янко Истрати избрал для «вновь организованной» в Кирове артели подозрительное название «Румынский иностранец». Естественно, что её члены отправились в лагеря как враги народа. Чтобы было ясно, что речь идёт не об исключении, приведу названия некоторых других артелей, зарегистрированных в Москве в 1932 году: «Первая Сербско-Румынская», «Вторая Сербско-румынская», «Греко-румынская», «Сербско-румынская имени Сталина», «Румынская ”Новый быт”», «Черноморский эмигрант».
Аресты кочевых лудильщиков начинались, едва те успевали получить новый статус. Повсюду творилось одно и то же. Ремесленники рвались работать, а им шили политические статьи.
Недовольство условиями найма и плохим снабжением мгновенно переквалифицировалось в антисоветскую агитацию.
Рождение на иностранной территории плавно перетекало в шпионаж.
Следователи НКВД приписывали арестованным даже контрреволюцию и попытки диверсий! В качестве примера приведу судьбу цыган из Смоленской артели. Все они были родом из Румынии и Сербии. Всех арестовали в феврале 1938 года и через три месяца расстреляли, осудив по статье 58-6,10,11. Вот анкетные данные этих несчастных (естественно, русифицированные в следственных бумагах:
Гомман Марко Усович, 1868 г.р.
Гоманиц Владимир Иванович, 1910 г.р.
Гоман Владимир Граншевич (Владо Диординиску), 1912 г.р.
Диординаско Братьян , 1900 г.р.
Михай Алексей Михайлович, 1912 г.р.
Михай Иван-Ярко , 1900 г.р.
Михай Иван , 1897 г.р.
Эта статья началась с описания сандармохской трагедии. В списке казнённых узников Соловков также фигурирует распространённая у кэлдэраров фамилия Михай. Арестованы эти люди были в Москве, причём гораздо раньше своих смоленских собратьев. Сохранились и названия артелей, в которых они работали до ареста (опасное слово «Югославец», а также вполне нейтральные «Метропромсоюз» и «Красный забайкалец»). Судя по возрасту самого младшего из узников – а родился он в 1910 году на территории Румынии - табор перекочевал в нашу страну довольно поздно.
Цыгане-медники появились на Соловках в три очереди. 9 февраля 1933 года были осуждены по 58-й статье трое ремесленников по фамилии Станеско и четверо по фамилии Михай. Ровно четыре месяца спустя был вынесен приговор по тому же делу ещё троим Михаям. Почти все цыгане получили стандартную десятку. А через два года соловецкая кэлдэрарская община пополнилась тремя новыми медниками – каждый получил 5 лет за контрреволюционную агитацию. И снова все они носили фамилию Михай.
Бывший заключённый Ю.Чирков вспоминает в своих мемуарах о том, что из Москвы было привезено немало «румынских шпионов». Старостой цыганской камеры был назначен таборноый вожак Гого Станеско. Его и осудили на расстрел самым первым, когда в 1937 году по распоряжению Ежова началась чистка лагерей от «антисоветских элементов» в соответствии со спущенными на каждый регион контрольными цифрами. Выбор жертв осуществляли тройки НКВД. Выполняя распоряжение Москвы, местные чекисты включили в роковые списки цыган. Гого Парфентьевич именовался в бумагах сталинских палачей «выборным королём московского цыганского табора». Чекисты не подозревали, что в России у цыган никогда не было монархической власти. Присваивая себе на следствии пышный титул, вожак рассчитывал на особое отношение тюремщиков, причём в какой-то степени так и произошло. «Королю» Станеско на Соловках поручили организацию цыганского ансамбля.
Это решение – такое естественное в глазах тюремного начальства, да, пожалуй, и читателей, видится автору совершенно в другом свете. Напомню, что Гого Станеско был не русским цыганом, а кэлдэраром. Его этническая группа занималась ремёслами и практически не выдвигала из своей среды профессиональных музыкантов. Конечно, у кэлдэраров имеется фольклор, но на русское ухо он удивительно однообразен, ибо представляет собой длинные баллады на румынской музыкальной основе. Глава табора взялся за непривычное для себя дело исключительно из желания выжить, и остаётся только удивляться, как он, практически не разбираясь в русско-цыганских песнях, вместе со своими соплеменниками сумел создать впечатление потомственных артистов. Такие чудеса возможны только в условиях советского концлагеря и только перед лицом смерти.
Мне остаётся привести имена соловецких цыган, которых не спасли от расстрела ни упорный труд, ни музыка. Данные взяты из протокола Особой Тройки УНКВД Ленинградской области от 25 ноября 1937 г.
Михай Василий Петрович (Ле-Митаско Тома) 1889 г.р.
Михай Вишан Дмитриевич 1903 г.р.
Михай Дёрди Янкович (Ютанеску Дрилла) 1897 г.р.
Михай Дрилла Дмитрович 1894 г.р.
Михай Иван Георгиевич (Буласко Бало-Балишо) 1910 г.р.
Михай Иван Дмитриевич (Лажунга Леско) 1899 г.р.
Михай Риста Дёрди (Де Мардюлако Тома) 1876 г.р.
Михай Тома Янкович (Ла-Янкобко Тома) 1891 г.р.
Михай Тома Николаевич (Ле-Балашеско Гого) 1891 г.р.
Михай Тома Ристович (Ла-Зинкако) 1909 г.р.
Станеско Ергул Георгиевич
Станеско Николай Лацевич (Ле-Пиядако Ергуло) 1876 г.р.
Возможно, эта публикация поможет родственникам узнать о судьбе людей, попавших коммунистическим властям под горячую руку…
Николай Бессонов.
Статья опубликована в газете «30 октября», июнь 2002, М., № 23, С.5
