После этого обвиняемый задал каверзный вопрос. Продолжал ли пострадавший пользоваться "осквернённым" конём? По толпе пронеслась рябь мягкого понимающего смеха. Панка ла Анако понял, что попал в глупое положение. Стороны примирились и потом всю ночь мужчины пили вместе за здоровье друг друга.
Второе дело оказалось гораздо серьёзнее. У цыганки Каролины украли семейное золото. Ей было точно известно, когда это случилось. Спозаранку она начистила драгоценности, а позже - в тот же самый день - захотела сменить потайное место, и обнаружила пропажу.
В то время на стоянке было только четыре или пять других семейств. Как только разнёсся слух о беде Каролины, все были потрясены. Неужели цыгане стали красть у цыган?
Но приходилось признать очевидное. Никто из чужаков не мог бы подойти к стоянке незаметно! Воровство у своих было неслыханным среди ловарей, и это создало напряжённость в таборе. Один парень тут же предложил вскладчину компенсировать "беззащитной женщине" украденное. Его тут же поправили. Ведь денежный сбор не решит главного. Если в таборе завёлся кто-то нечистый на руку - то злодея или злодейку надо выявить. Именно поэтому цыгане обратились к суду и потребовали провести всех вовлечённых в это дело через солах (то есть через божьбу). У ловарей говорится, что вину можно простить, но её никогда нельзя укрывать.
В ночь накануне клятвенной присяги все подозреваемые сидели отдельно перед своими кострами. Утром эти мужчины и женщины не умывались и не причёсывались. Наконец, их позвали на пустырь, где собрались члены криса. Никто не курил. Позади медленно тянущейся процессии плелось несколько тихих собак. На ближнее поле слетелись чёрные вороны. Яркая цветная шаль была расстелена на маленькой куче щебня. Поверх положили крест простой работы, несколько фотографий умерших цыган и маленький букетик диких цветов. Эти срезанные цветы были для ловарей символом преждевременной смерти. Дополнением стала восковая свеча, пламя которой шевелилось от утреннего ветерка.
Какое-то время у неизвестного вора ещё был выбор, чтобы признать свою вину, а затем начались клятвы.
Главный крисатори, заставил Каролину выйти вперёд. Она была серьёзна, глубоко дышала, и выглядела неуклюже. Она казалась какой-то беззащитной. Крисатори был суров и безличен, когда изрекал унылый перечень слов: "Если вы знаете или слышали что-нибудь о золотых украшениях, украденных у Каролины, и не сообщите это суду, вы можете умереть в страшных муках".
-Пусть будет так, - отозвалась Каролина хриплым, едва слышным голосом.
-Если любым путём вы связаны с кражей золота у Каролины, пусть ядовитые злые ветры поразят ваш живот и принесут вам смертельную болезнь… Если после принесения клятвы вы собираетесь любым способом иметь прибыль от золота Каролины, да заберёт Бог вашу силу и наслаждения; будете вы бесплодны и лишены потомства!
Проклятия становились всё более ужасными и беспощадными. Голос судьи достиг высшей точки, и казалось, что фраза произносилась на одном дыхании, словно злое заклинание. Пламя свечи трепетало. Мужчины и женщины, ожидающие своей очереди, в волнении затаили дыхание…
Передать ли словами, как долго длилась эта агония? Один за другим цыгане были допрошены и условно прокляты. Это называлось солах. За мужьями должны были последовать их жёны.
Люди вели себя по-разному. Некоторые были угрюмы, удручены и тяжко вздыхали. Некоторые всхлипывали. Кто-то казался безразличным. Кто-то был расстроен и говорил невнятно. Но поклялись в своей невиновности все!
Вор так и не был выявлен!
Наш юный рассказчик был разочарован. Страшные цыганские заклятия никого не сломили, и с неба ни в кого не ударила молния… Цыгане же неожиданно успокоились и провели денежный сбор в пользу Каролины.
Теперь самое интересное. Только после войны Ян Йорс узнал о смерти цыганки Лизы. Несчастная лежала на смертном одре, и уже не могла говорить. Но что-то глодало её совесть. Она настойчиво потирала пальцами, показывая этим жестом, что имеет в виду деньги или золото. Когда цыгане по обычаю говорили ей: "Te авес ертиме мандар тай те ертил тут o Дел" (Прощаю тебе, и пусть Бог простит) - она только мотала головой. Похоже, эти добрые слова причиняли ей невыносимую душевную боль. Наконец, маленькая дочка Лизы догадалась пошарить в углу фургона - куда умирающая всё время тыкала пальцем. И краденое золото было найдено!
Слёзы заструились по щекам женщины. Когда она убедилась, что её грех стал известен, на её лице можно было прочитать глубокое облегчение. А потом она впала в кому и умерла.

Николай Бессонов

Статья опубликована в цыганской газете "Романi яг" № 17 (144), 2006 г.