Деметер-Чарская Ольга. Судьба цыганки. М., 2003


Бессонов Николай

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: ДЕМЕТЕР-ЧАРСКАЯ О. СУДЬБА ЦЫГАНКИ.

С книгой Ольги Степановны я познакомился ещё в рукописи. Тогда же, в 1997 году я написал рецензию, которую и предлагаю сейчас вашему вниманию.


Значительную часть своей жизни Ольга Деметер-Чарская отдала хореографии. После войны она создала цыганский ансамбль, в репертуаре которого были танцы, придуманные и поставленные ей.

Я не раз видел на сцене замечательный номер "Дятунчара", который Ольга Степановна исполняла с сестрой Ниной. В конце выступления Деметер-Чарская дробным перестуком каблучков ставила эффектную точку, и не припомню случая, чтобы зал не разразился долгими восторженными аплодисментами. Мое удивление возросло еще больше, когда я узнал, что песня "Дятунчара" - авторская, сочинила ее сама Ольга Степановна. Для меня всегда были загадкой люди, способные создать песню, которая может соперничать с фольклором.

И вот сейчас Ольга Степановна закончила мемуары. Пусть читатель задумается: возможно, она первая цыганка в России, написавшая мемуары. Это исторический факт. Представляю, какой восторг вызвали бы у историков воспоминания цыганки из знаменитого Соколовского хора. Увы, в прежние времена даже мужчины-цыгане были не все грамотны, что уж говорить о женщинах! Каждый, кому довелось изучать цыганскую жизнь по книгам, знают, какими скудными фактами располагают исследователи. От XIX века остался ряд газетных статей да отрывки из книг русских писателей, где о цыганах упоминается вскользь и зачастую поверхностно. Конечно, книга Деметер-Чарской - это своего рода прорыв. Она удивительно откровенна, написана живым, выразительным языком. Автор, памятуя о том, что краткость - сестра таланта, не увязает в малозначащих подробностях и очерчивает картины своей жизни лаконичными, выразительными штрихами.

Читателей-нецыган, возможно, удивит сама природа этих воспоминаний. В отличие от других мемуаристов, тратящих немало бумаги на описание масштабных исторических событий, непосредственными участниками которых они не были, Деметер-Чарская подчеркнуто скупо пишет о положении в стране. Она редко уклоняется от жизни своей семьи, а "большая история" входит на страницы ее книги только тогда, когда непосредственно затрагивает цыганские интересы. Конечно, в этом проявились уже не личные качества автора, а вековые устои или, как сейчас принято говорить, ментальность. То, что странно для политизированного коренного народа, совершенно естественно для цыган, веками живущих без родины. Упоминая о гражданской войне, Ольга Деметер-Чарская пишет: "Цыгане не понимали, за что русские дерутся... им всегда было безразлично, кто у власти. Был бы лишь покой и свобода".

Фраза звучала как афоризм. Но не только. При том, что она выглядела насквозь цыганской, в ней было нечто удивительно манящее для русского уха. Вскоре я понял, что здесь есть скрытая цитата, но не мог вспомнить откуда. Вдруг меня осенило - ну конечно же, это пушкинские строки:

На свете счастья нет,

А есть покой и воля.

Великий русский поэт, как и цыгане, считал покой и волю достойной заменой счастью. Значит, есть в русской и цыганской душе нечто, властно сближающее два таких разных народа!

Мудрено ли, что вот уже двести лет Россия с восхищением внимает искусству цыган, одним из достойных представителей которого является Ольга Степановна Деметер-Чарская.


Существует три издания книги. Первое вышло на русском языке в 1997 году. Ещё одно издание на русском - дополненное и исправленное - увидело свет в 2003 году. Именно его обложка представлена на этой странице сайта. Однако, было ещё одно издание - на цыганском языке (причём текст был набран латиницей). Содержание примерно то же. Но были и стилистические отличия. Этому изданию, озаглавленному "Наша жизнь в России", посвятил свою рецензию Виктор Шаповал.

Шаповал Виктор


РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ: ДЕМЕТЕР-ЧАРСКАЯ О. НАША ЖИЗНЬ В РОССИИ


Ol'ga Demeter-Charskaya. Amaro trayo ande Russiya / Red. prof. G.S. Demeter. [Москва, 1998.] - 78 с. [Ольга Деметер-Чарская. Наша жизнь в России]


Книга Ольги Степановны Деметер-Чарской, представительницы одного из известнейших в России цыганских семейств, относится к жанру мемуарной литературы. Точнее говоря, к той разновидности "документов жизни", ценность которых в полной мере была осознана лишь в последние десятилетия, когда внимание специалистов стало привлекать мировоззрение и мироощущение не "героя" (политика, военачальника, "властителя дум"), а простого человека в высоком смысле этого слова. ("Наивное письмо": опыт лингво-социологического чтения. - М.: Гнозис, Русское феноменологическое общество, 1996. - 265 с.) Ценность аутентичного текста как первоисточника в данном случае определяется тем, что он является материалом и для этнографа, и для фольклориста, и для лингвиста, и для историка, но при этом лишен какого-либо трансформирующего вмешательства интерпретатора. Известны зарубежные публикации такого рода, содержащие, в частности, мемуары (точнее сказать: мемораты) цыган. (Boswell Silvester Gordon. The Book of Boswell. Autobiography of a Gypsy / Ed. by John Seymour. Lon-don: Penguin Book, 1970. - 208 p.).

Уникальность этого издания для России определяется несколькими моментами. Во-первых, у нас долго (с 1981 г. - Р.С. Деметер, П.С. Деметер. Образцы фольклора цыган-кэлдэрарей. М.: Гл. ред. вост. лит., 1981. - 264 с.) не было публикаций на цыганском языке, тем более столь объемных и содержательных. "Разумеется, - пишет в предисловии к книге цыганолог с мировым именем Лев Николаевич Черенков, - что книга, в которой повествуется о каждодневной жизни людей, не является чисто этнографическим или историческим трактатом. Однако всякий, кто прочитает эту книгу, легко обнаружит в ней множество этнографических деталей: ведь ими, словно нитями, пронизано все произведение писательницы" (с. 4).

Во-вторых, это первая публикация такого рода воспоминаний на цыганском языке. Причем их язык (кэлдэрарский диалект) предстает в книге во всем своем великолепии. Нарративные способности автора таковы, что читатель с удивлением узнает, что книга написана цыганкой, не имеющей систематического образования. Весьма тактично допускаются обоснованные русские вкрапления, но это либо реплики, которые переводятся, либо экзотизмы, отражающие специфические реалии: artelya "артель", zakazo "заказ", zash'ish'ayisardya peski dissertaciya "он защищал свою диссертацию". Таким образом, перед нами живой образец речи современной цыганской интеллигенции, не только не утратившей корни национальной культуры, но и поднявшей ее на новый уровень. Это текст большого объема и весьма широкого тематического охвата, что делает его ценным не только для этнографа, но и для лингвиста.

В-третьих, это первое у нас издание, полностью набранное цыганской международной латиницей, что делает его доступным для зарубежных специалистов-цыгановедов, а также создает прецедент использования одобренного ЮНЕСКО варианта цыганской письменности в России. Прежде (в частности, и по политическим резонам) применялась кириллическая орфография, разработанная в 1920-е годы на базе иных диалектов. (Цыганско-русский словарь / Cост. Баранников А.П., Cергиевский М.В. - М., 1938. - 182 с.) Ранее международная транслитерация в СССР была использована только в цыганско-английском и английско-цыганском указателях к "Цыганско-русскому и русско-цыганскому словарю" братьев Р.C. и П.С. Деметер, составленных редактором Львом Николаевичем Черенковым. (Р.C. Деметер, П.С. Деметер. Цыганско-русский и русско-цыганский словарь (кэлдэрарский диалект). 5300 слов. - М., 1990. - 336 с.).

Эта книга - простодушное и внешне безыскусное повествование уникальной по масштабу личности, которая, по свойственной цыганским женщинам скромности, не осознает своего величия. "Эти мемуары написаны женщиной, каких среди цыган в России еще не бывало. - Пишет в послесловии проф. Георгий Степанович Деметер. - В молодые годы она была известной артисткой, певицей, танцовщицей, замечательно играла (и играет сейчас) на гитаре и фортепьяно. Она и цыганский педагог: многих людей она обучила пению и танцам. Да и сейчас, несмотря на преклонные годы, преподает цыганским детям танец <...> Она и композитор - автор великолепных цыганских песен, музыковедческих трудов. Примечательно то, что она не ходила в школу, а грамоте и музыке выучилась самостоятельно" (с. 78).

Открываются воспоминания пересказом семейных преданий, ранее не публиковавшихся. Они сохраняют удивительный дух подлинности и доносят до нас "мысль семейную", главную для всякого цыгана. "У цыган никогда не было своей земли, государства, страны. Для цыган "государство" - это их домочадцы, дети и близкие, их родственники, их род" (с. 4). Кстати, и недавние социологические исследования среди цыган-беженцев в Австрии, по сообщению Л.Н. Черенкова, показали, что в их системе ценностей устойчиво доминируют интересы семьи.

Как бы между прочим разрушается миф о непременно суровом отношении к невесткам в цыганских семействах: "Свекру и свекрови так пришлась по сердцу Паша, что старый Петро просыпался на зорьке, чтобы тайком принести из колодца ведро воды, и опять укладывался под перину. Пускай-де свекровь думает, что это молодая принесла воды." (с. 11). Ее муж Иштван (Ishvan) не стеснялся учиться у нее грамоте, что повысило его статус в таборе: "За полгода Иштван научился разбирать: "лавка", "завод", "трактир". И вот, когда отправлялись в город, то другие стремились идти вместе с ним потому, что он уже умел читать" (с. 15).

Весьма просто сформулировано политическое кредо цыган во время революции - не индифферентность, а традиционный нейтралитет: "Надо сказать, что цыгане никогда не вмешивались в дела русских. Кто главный в России, их не интересовало, они хотели жить, как велит им душа, и чтобы никто им не мешал" (с. 19). Эта цитата перекликается со свидетельством И.И. Ром-Лебедева о предреволюционных выборах в Думу: "В нашей цыганской семье политикой никто не интересовался. Знали одно: большевики - это пятый номер в списке политических партий, и за них голосовали <...> потому, что часто видели их у себя во дворе <...>" (И.И. Ром-Лебедев. От цыганского хора к театру "Ромэн". Записки московского цыгана. - М.: Искусство, 1990. - С. 109).

Старому романтическому мифу о цыганской лени противопоставлена скупая зарисовка: "Однажды цыгане заключили пари: кто утром застанет Иштвана в постели, тому проигравшие купят целый ящик пива" (с. 26). Но так никогда ни один цыган не выиграл это пари, он вставал раньше всех.

Драматические события двадцатого века не обошли стороной и семейство Деметер. Массовые репрессии коснулись цыган-кэлдэрарей в частности и потому, что у многих из них, по свидетельству Л.Н. Черенкова, вплоть до паспортизации в СССР были австро-венгерские документы, то есть формально они были иностранцами, да еще и гражданами уже не существующей державы. В годы шпионамании этого факта было более чем достаточно для больших неприятностей. "Иштван провел в заключении десять лет и не знал за что <...>. Но и здесь помог ему Бог. По прибытии в лагерь, начальники (le ray, букв. "господа") выясняли его специальность (род занятий). Он ответил "медник" (xarkumari), а они услышали "медик" (sastimari), и отправили его на работу помогать докторам" (с. 27).

В трудные послевоенные годы Ольга Деметер работает в театре "Ромэн". И за роскошным столом перед "секретным" концертом в американском посольстве она не в силах что-либо проглотить, потому что вспомнила об отце, отбывающем срок наказания неизвестно за что. Для русских естественно соотносить праздничный стол с трудами матери. Не так у цыган: "праздник" и рядом обязательно "отец" - это сугубо национальная ассоциативная связь (с. 41, ср.: 16, 23).

Но и в трудностях уметь посмеяться - характерная черта цыганской натуры. С юмором описывается, как дочь американского посла в СССР (до 1946 г.) У.А. Гарримана пошла в пляс и пыталась вызвать на танец гитариста И. Ром-Лебедева. Он стал багровым от ужаса, а "она-то не знала, что стоит ему с ней заговорить, его вполне могут посадить, а он еще и коммунист <...>. Мы едва удержались от смеха" (с. 41). "Боялись мы не сильно, - замечает актриса, - но эти пляски нас очень выручали материально" (с. 41). За эти конфиденциальные концерты платили по 500 рублей, а ставка в "Ромэне" была 650 - тоже жизненные детали такого рода, о которых не узнать в архивах.

Эта небольшая книга вместила в себя удивительно много: и биографии, и характеры, и зарисовки исторических событий. Чего стоит, например, описание радостных майских дней 1945 года, концерты под мелким теплым дождем. А чуть позже проблемы с репертуаром ("цыганщину" опять, как в 1920-е, запретили сверху). И труды, труды. И в восемьдесят лет искреннее удивление, когда они вознаграждаются признанием, благодарностью, адресом или стихотворением. Писательница приводит стихотворение покойного поэта Лексы Мануша, посвященное ей (с. 62), и мы понимаем радость человека, которому никогда не посвящали стихов. Понимаем, что судьба не давала ей поблажек, и какой же любовью к жизни надо обладать, чтобы после восьмидесяти взяться за английский! И каким благородством души, чтобы после всех невзгод и несправедливостей не допустить ни единой интонации осуждения. В книге нет ни слова о плохих людях. А это тоже цыганская философия.

Удивительная цельность натуры, оптимизм и открытость миру, умение противостоять невзгодам и самоотверженная преданность близким, невероятное трудолюбие и многогранность дарований - все эти черты личности проявились в книге воспоминаний Ольги Степановны Деметер-Чарской. Мне приходилось видеть, как при ее появлении светлеют лица детей из ансамбля "Гилори" и их взрослых наставников. И вот теперь её спокойная мудрость и деликатная доброта воплощены еще и в простых и искренних словах книги воспоминаний, которую по содержательности, лаконичности, обилию точных деталей и зарисовок, малоизвестных фактов, имен, оценок и т.д. с полным правом можно назвать и семейной энциклопедией рода Деметер, и кэлдэрарской хроникой ХХ века, и своеобразным очерком истории России с сугубо цыганской точки зрения.

Издание содержит множество редких фотографий. В приложении даны две песни О.С. Деметер (с. 76-77). С технической точки зрения в книге не все идеально, но это недостатки простительные. Гораздо важнее то, что опубликовано произведение, которое по своим художественным достоинствам может сравниться с лучшими образцами женской цыганской прозы 1920-30-х годов (М. Полякова и др.), а в жанре воспоминаний является единственным в своем роде.

Made on
Tilda