Цыганская свадьба. У ног молодой четы – разбитый на счастье кувшин. Гравюра 1890 года.

Семейные и календарные обычаи цыган


Свадебные обычаи и обряды. Свадебная обрядность цыган в этнографической литературе практически не описана, а на то, что в ней можно найти, надо полагаться с большой осторожностью.

Например, в 1838 году петербургская газета «Северная пчела» рассказывала русскому читателю, что жениху безразлично даже кровосмесительство: «Не зная религии, не знают они и брачных союзов: у них нет законного, установившегося обряда свадьбы. Четырнадцатилетний мальчик берёт первую попавшуюся ему девушку, даже из родных и женится на ней.»1

Конечно, это пресловутый «взгляд извне». Автору казалось, что молодой цыган не обращает внимания на волю родителей: сам выбирает кого захочет, сам устраивает свадьбу. Такая точка зрения безусловно ошибочна. Ещё хуже, когда «исследователь» описывает свадьбу, не зная толком предмет. Так, в 1874 г. М.Мостовский в «Этнографических очерках России» написал следующее:

«Брачный обряд совершают цыгане следующим образом. Перед выбранным из среды семейства старшиною, жених и невеста разбивают глиняный горшок, присутствующие внимательно считают черепки, число которых и определяет на сколько лет заключен брак».2

Фактически, это перелицованная сцена из романа «Собор парижской богоматери» Виктора Гюго:

«Цыганский герцог молча принёс глиняную кружку. Цыганка подала её Гренгуару.

-Бросьте её на землю, - сказала она.

Кружка разлетелась на четыре части.

- Брат! - произнёс цыганский король, возложив на их головы свои руки. -Она твоя жена. Сестра! Он твой муж. На четыре года. Ступайте.»3

Существуют, конечно, и более достоверные описания. В книге Рихарда Либиха свадьба описана следующим образом: молодые люди становятся перед вожаком на колени, клянутся во взаимной любви и обмениваются кольцами, если случайно имеют их. «Затем начальник берёт глиняную кружку с вином, льёт несколько капель на голову молодых людей, выпивает остальное за их здоровье, и бросает сосуд вверх, чтобы он, упав, разломился. Чем больше при этом бывает разбитых кусков, тем больше счастья предстоит молодым людям. В этом заключается весь обряд бракосочетания цыган, и он довершается едою, питьём, играми и пляскою... Позднее и при удобном случае, молодые супруги венчаются в церкви, но не потому, что находят это действительно нужным, а лишь с целью получить законный дорожный паспорт». 4

Люлька висит меж колёс кибитки. Балканы. Вторая половина ХХ века.
В дореволюционной русской этнографической литературе мы можем также найти некоторые достоверные подробности. Ткачёв пишет: «Свадебные обряды у цыган отличаются какой-то безалаберностью, но есть что-то такое, что указывает на существование у цыган своих обрядов. Так, например, свадьба непременно играется в шатре, на выгоне; когда отец невесты идёт в шатёр к сватам, то мать жениха прометает перед ним дорогу и посыпает её песком; во время пира старики сидят на почётном месте. Но за общей беспорядицей..., пляской... нельзя ничего разобрать».5
Из всех работ, написанных в XIX веке, так или иначе касающихся свадебной обрядности цыган, выделяется работа неизвестного автора, которая содержится в большом томе под названием «Опыт описания Могилёвской Губернии...».6 Четыре страницы этого тома содержат относительно верное описание цыганской свадьбы, а также сватовства, венчания. Среди современных исследований нельзя не назвать диссертацию Н.Ф.Кисилёвой, в которой она, основываясь на богатом полевом материале, подробно рассматривает свадебные обычаи, а также взаимоотношения в семье русских цыган.
Обряды свадебного цикла у разных этнических групп имеют свои локальные особенности. Ареал формирования и кочевья каждой из них различался, соответственно, цыгане заимствовали некоторые черты культуры народов, среди которых жили долгое время.
Заключение брака при помощи сватовства было наиболее распространённым явлением. Наряду с этим, в конце XIX - XX веках существовали и другие формы (речь о них пойдёт ниже).
Цыгане могли засватать своих детей, когда те были ещё грудными. Родители договаривались о том, что по достижении детьми определённого возраста состоится свадьба. Такая договорённость соблюдалась строго. Эта форма заключения брака существовала у многих групп - у русских цыган, а также у сэрвов, кэлдэраров и прочих. Иногда цыгане сватали девочку лет 9-10, и, если родители девочки были согласны, то её брали к себе в шатёр и она жила у них до 13-15 лет, а затем устраивалась свадьба. Кроме того, у кэлдэраров существовал обычай обмена дочерьми-невестами, по-цыгански это называется те кэрэс пе скимбате. То есть, отдавая дочку замуж, брали сестру жениха в жёны своему сыну. При обмене невестами обычного выкупа, о котором подробнее мы ещё будем говорить, не давали, и это было выгодно обеим семьям.
У всех групп цыган была распространена и такая форма вступления в брак, как кража невесты. Это было вызвано, прежде всего, экономическими причинами - не было денег на свадьбу, или для уплаты выкупа. Но чаще к похищению прибегали, если родители не позволяли юноше и девушке вступить в брак. Вообще, умыкание по взаимному договору или насильственные, не фиктивные похищения, предусмотрены обычаями цыган, но они вовсе не являлись господствующей формой заключения брака (как это принято думать). Кроме того, сами цыгане этого не приветствуют. Исход таких побегов бывает двоякий: либо молодые так устроят побег, что их не догонят (тогда через некоторое время они возвращались в табор, где их принимали как мужа и жену). Если же юношу и девушку успевали догнать, развязка могла быть самой трагической. Данная тема отражена и в цыганском фольклоре.
Местами знакомств молодых людей были, в основном, ярмарки, на которые съезжались разные цыганские таборы. Надо заметить, что нравственные нормы таборной жизни сковывали естественное поведение юношей и девушек. Они не должны были проявлять симпатию друг к другу, не имели права встречаться наедине. Такие встречи сурово наказывались и ложились тяжёлым позором на семью девушки. Юноша, как правило, не выбирал себе невесту, это делали его родители; то есть свадьбу в таборе устраивали по решению старших.
Конечно, может показаться, что этот обычай жесток, что он подавляет личность. Но во-первых, и у всех окружающих народов родители решали судьбу детей, а во-вторых, цыгане больше, чем другие нуждались в родительском диктате.
Поясним нашу мысль. Оседлое население могло позволить детям некоторые вольности. Например, немецкий парень может выбрать не одну, так другую немецкую девушку из того же города или той же деревни. Гораздо «опасней», если цыганская молодежь начнёт искать счастье на стороне. Чтобы этого не случилось, в таборах шли на упреждение. Родители женили детей в тринадцать-четырнадцать лет. Такие ранние браки были нужны, чтобы удержать подрастающее поколение в рамках традиционного образа жизни. Учитывая, что численность цыган не так уж и велика, это была радикальная, но необходимая мера. Без ранних браков, заключённых по воле старших, цыгане вряд ли сохранились бы как народ. Не имея своего государства, не имея единой территории, или единой веры, они вполне могли раствориться в иноэтничной среде. Надо сказать, что и в наше время возраст вступления в брак по-прежнему довольно ранний. Теперь, конечно, крайне редко можно увидеть молодожёнов 14-15 лет. Но во всех наблюдаемых случаях брачный возраст варьируется в малых пределах - 16-20 лет.
Браки могли заключаться между представителями разных этнических групп, хотя наиболее одобрялись браки внутри своей группы (лишь бы брачующиеся не были родственниками).
При выборе невесты цыгане руководствовались, во-первых, её происхождением ( то есть богатством и репутацией её родителей), во-вторых, её красотой, в-третьих, её деловыми качествами.
Свадьбы у цыган устраивались в любое время года, но чаще всего летом. Исключение составляло время православных постов и траурных дней.
Несколько слов необходимо сказать также и об экономической стороне заключения брака. У кэлдэраров и крымских цыган за невесту надо было платить выкуп. Это делалось до свадьбы - во время или после обряда сватовства. Выкуп (у кэлдэраров - андо васт - буквально «в руку») - это отчасти знак уважения семье жениха, отчасти компенсация отцу невесты за то, что он лишается потенциальной добытчицы. Размеры выкупа определял во время сватовства отец невесты, руководствуясь степенью зажиточности семьи жениха. У кэлдэраров за невесту платили золотыми монетами (галби). В конце XIX- начале XX века самый маленький выкуп был пять десятирублёвых монет, самый большой - тридцать. У крымских цыган размер выкупа также определял отец невесты во время сватовства. Цыгане «торговались», хотя, конечно же, торг шёл в шуточной форме. Бывало и такое, что родители жениха не были богаты, но отец невесты хотел отдать дочь именно в эту семью. Тогда он давал часть денег на выкуп своему свату. Целью такого поступка было распространение слуха, что он взял за дочку большой выкуп.
К сожалению, данный обычай усугублял подневольное положение женщины в новой семье. Родители мужа, заплатив золотом за невестку, считали себя полноправными её хозяевами. Видимо, поэтому появился обычай возврата части выкупа в виде подарка молодым (застря). Это происходило на второй день свадьбы, когда гости преподносили дары молодым. Таким образом, родители старались облегчить жизнь дочери. У кэлдэраров сначала возвращали четверть, затем половину, а сейчас и весь выкуп. У крымских цыган на сегодняшний день обязательно возвращают весь выкуп - в противном случае отца невесты осуждают все без исключения цыгане.
Кроме упомянутых двух этнических групп, ни у кого из российских цыган такого обычая не было. Если у крымов появление выкупа (то есть калыма) легко объяснить вероисповеданием (они мусульмане), то христиане кэлдэрары испытали обрядовое влияние турок-османов, не меняя религии. Их первоначальный ареал кочевья находился на территории Османской империи.
Расходы на свадьбу чаще всего брали на себя родственники жениха; иногда, по договорённости, делились пополам с родителями невесты. О приданом у цыган при сватовстве девушки вообще не упоминалось, однако, оно обязательно давалось - это были перины, подушки, одежда и золотые украшения.
На свадьбу гости преподносили молодым подарки в виде ценных вещей или денег. «Мандар ханцы катар о Дел май бут» - «От меня немного, от Бога больше», - приговаривали цыгане, преподнося молодым дары. Иногда собранные дары окупали свадебные расходы.
Сватовство проходило по строго регламентированному ритуалу. В шатёр невесты приходили родители и родственники юноши; двое из них назывались сватами. Они-то и вели переговоры с родителями невесты. Невеста могла не знать о приходе сватов, но, если она и узнавала об этом заранее, то всё равно никогда не присутствовала при этом до тех пор, пока её не позовут.
Во время сватовства разные группы цыган использовали различные атрибуты. Так, кэлдэрары обязательно несли в шатёр невесты плоску - бутылку вина, украшенную лентами и золотыми монетами. Если отец невесты ставил её на стол, значит здесь готовы были принять сватов. У русских цыган эту роль играло дрэвцэ - ветка дерева, желательно березы, украшенная платком, лентами и денежными купюрами. Чем богаче было дрэвцэ, тем благосклонней были к гостям родители. У крымов родителям невесты нужно было привести хотя бы двух овец, украшенных цветными лентами и золотом. Кроме того, после договорённости о выкупе за невесту и об условиях свадьбы, на стол ставится заранее испечённый родственницами жениха пирог, закрытый платком. Платок надо сдёрнуть, и потом каждый из присутствующих отламывает по куску пирога. По поверью, тот, кто первый сумел это сделать, счастливо женит своих детей. Этот пирог так и называется - свадебный. Считается хорошим знаком, если каждый, кто отломил кусок от этого пирога, принесёт его своим детям. После этого обряда платится выкуп за невесту.
Одно было общим - родственники жениха старались превратить сватовство в пышное празднество, при этом преследовались определённые цели: показать свой достаток и добиться того, чтобы родителям невесты было неудобно отказать сватам. Отец девушки никогда сразу не давал согласие на брак, отвечал, что «надо подумать», «невеста ещё молода», но, как правило, такой ответ уже означал согласие. Если родители в конце концов соглашались, то звали невесту и спрашивали о её желании, заранее зная, что дочь не пойдёт против воли отца. У кэлдэраров при этом будущий свекор вешал девушке на шею золотую монету в знак того, что больше никто не должен к ней свататься. В случае, когда детей сватали ещё грудными, отец мальчика также дарил золотую монету девочке, чтобы она носила её, когда подрастёт. Иногда сватовство затягивалось надолго - на два-три дня, а то и на неделю. Всё зависело от состоятельности родителей невесты - ведь до тех пор, пока отец не давал согласие на свадьбу дочери, он нёс все расходы. С момента, когда жениху говорили: «Да», тот сам должен был оплачивать угощение гостей во время переговоров об условиях свадьбы. Интересно, что сватовство и до сегодняшнего дня - необходимый церемониал свадьбы.
К назначенному дню свадьбы приглашались и съезжались на выбранное место несколько семейств цыган. Уже в середине XIX века родители благословляли детей иконами. А вот венчание в церкви, которое в наши дни почти обязательно, появилось в свадебной обрядности сравнительно поздно - в начале ХХ века.
За свадебным столом молодые сидели рядом, в то же время гостей - мужчин и женщин - усаживали за разными столами. У кэлдэраров кушанья раскладывались на специальных медных столах на низеньких ножках. Сидели на коврах, расстеленных прямо на земле. Во время свадебного застолья родители произносили напутствие молодым. Центральное место в собственно свадебной обрядности цыган занимало брачное сведение молодых. К концу первого дня свадьбы сваты или старшие по возрасту мужчина и женщина подносили молодым хлеб и соль и произносили следующее: «Те на вурцын туме ек аврэхке сар чи вурцинпе о лон тай о манро. Сар нащтин ле мануш те скэпин катар о манро, кадя чи нащтин туме те скэпин екх аврэстар». Это буквально означает: «Чтобы вы не стали противными друг другу, как не становятся противными один другому соль и хлеб. Как не могут люди оторваться от хлеба, так чтобы вы не могли оторваться друг от друга». Молодые отламывали по кусочку хлеба и съедали его с солью. Обычай встречать молодых хлебом и солью существовал у многих земледельческих народов. Цыгане крайне редко занимались земледелием, но к концу XIX века этот обряд уже настолько был распространён у цыган, что на вопрос: «Как живут молодые?», - обычно отвечали: «Как хлеб и соль».
Далее молодых провожали в шатёр, из которого все выходили (иногда могли остаться старые женщины). Это происходило в разгар свадебного застолья. Кульминацией свадьбы был вынос рубашки молодой на подносе, украшенном красными цветами. Гости пили за родителей невесты и благодарили за воспитание дочери, чем те очень гордились. Всем гостям вручали бумажные цветы или ленты красного цвета, которые прикалывали на одежду и к волосам; красный цвет - символ свадьбы.
Если невеста была непорочна, гости преподносили молодым дары, о которых уже говорилось. Если нет (что было крайне редким явлением), её родители возмещали все свадебные расходы.
В этнографической литературе есть упоминание о девушке, которая не соблюла до свадьбы невинность: «...тем временем молодые отправились в кусты, где была приготовлена брачная постель. Раздался пронзительный плач, а затем из-за кустов показались новобрачные: муж держал рукой жену за косу, а другою безжалостно хлестал её ременной плетью... Гвалт в таборе, сострадания к ней никакого. Оказывается, за минутную прихоть соблазнителя должна она страдать целую жизнь».7
Сразу после выноса рубашки невесте на голову надевали платок, а на юбку фартук. С этого момента она не должна была показываться перед мужчинами с непокрытой головой. У кэлдэрарок менялась и причёска. Если девушка носила просто косы или распущенные волосы, то замужняя женщина заплетала маленькие косицы у самого лба, закручивая волосы вверх и приплетая их к косам. Эта причёска называлась амболдинари. Платок тоже повязывался по-особому (типа амблдинари) - концы закручивались жгутом и завязывались сзади. Изменения причёски, платок, фартук - всё это символизировало переход девушки в новую социальную группу.
Обычно свадьба длилась два-три дня; у богатых цыган гуляли целую неделю. После свадьбы жена всегда шла жить в шатёр мужа. Очень редко, когда у мужа было мало родственников, или он был беден, муж шёл жить в шатёр жены. Это не приветствовалось цыганами. В этом отношении мы не можем согласиться с мнением Т.Ф.Киселёвой о том, что у цыган Придунайских стран была матрилокальность брачного поселения супругов.
До сих пор свадебное застолье у цыган считается самым важным моментом; только после него цыганская община признаёт брак. В наше время очень часто бывает, что цыгане регистрируют брак в органах ЗАГСа только по необходимости. Если регистрация и происходит, то, как правило, она не вплетена в канву традиционной свадьбы. Это может быть за месяц до свадьбы или через неделю после неё. Регистрация брака до свадьбы отнюдь не означает, что жених и невеста фактически стали мужем и женой.
Брак у цыган в прошлом был прочен. Измена со стороны жены считалась недопустимой; разводы были очень редки. Тем не менее, в литературе есть упоминания о распаде браков. Например, Р.Либих упоминает, что немецкий цыган мог изгнать свою жену, если она проявила себя как плохая мать и ленивая хозяйка. Из его же книги мы узнаём, что произвол со стороны мужа исключался надзором со стороны вожака, к которому бывшая жена могла обратиться, чтобы дело разобрал цыганский суд.8
В наше время разводы бывают чаще. В связи с этим, у этнической группы цыган польска рома появился следующий характерный момент свадьбы. Как и раньше, при сватовстве о приданом не говорят - хотя дают его обязательно. Но на второй день свадьбы, когда молодым преподносят дары, родители невесты дают посаго. Это то же приданое, но теперь это уже не постель или носильные вещи, а ключи от дома, где будут жить молодые (если родители невесты в состоянии это обеспечить), ключи от машины или золотые украшения. Делается это публично для того, чтобы все присутствующие на свадьбе это видели, и в случае развода женщина могла вернуть свои вещи - ведь, если брак не оформлен юридически, она часто бывает ущемлена в своих интересах при разводе.
Кроме того, с переходом цыган на оседлый образ жизни, значительно расширяются досвадебные и послесвадебные обычаи и обряды, элементы которых в значительной мере заимствованы у окружающего населения. Например, у сэрвов Поволжья широко распространён так называемый девичник, который устраивается родителями невесты (в то время как свадьбу организовывают родители жениха) за день до свадьбы. В этот день собирается, в основном, молодежь, сам праздник символизирует прощание невесты с подругами. Также интересен обычай «выкупа» невесты родственниками жениха. Молодёжь со стороны жениха приходит в день свадьбы в дом невесты, но братья невесты не хотят отдавать её без выкупа. Ведутся долгие «переговоры», в дар приносят шампанское и конфеты, а потом устраивается шутливый «штурм» ворот, и жених выводит невесту из дома.
На третий день свадьбы, когда невеста переезжает к жениху, совершается «выкуп» приданого. Этот обычай несёт в себе элементы традиционной культуры (приданое везут на телеге, запряженной лошадьми); действо носит шуточный характер, сопровождается песнями и плясками, при этом приданое не выставляется напоказ и не важен его состав.
Хотя многие черты свадебной обрядности заимствуются цыганами у окружающего населения, происходит это выборочно. Так у цыган не привился русский обычай, когда гости кричат: «Горько!», требуя поцелуя жениха и невесты. Подобные открытые проявления чувств считаются неприличными.
Вообще для цыган свадьба - чуть ли не самое важное событие в жизни семьи, и, поэтому, денег на неё не жалели. «Когда цыган гулял, - вспоминает один из информаторов, - то на все. А свадьбы у них по всем сёлам гремели. От села к селу ездили, всех встречных вином поили. С музыкантами. Одевали что есть лучшего, а нет, так у соседей занимали. Некоторые семьи разорялись при свадьбе».
После свадьбы молодые некоторое время обязательно жили вместе с родителями мужа. Время совместного проживания зависело от материального достатка семьи, а, главным образом, от желания родителей. Чтобы отделить молодую семью необходимо купить лошадь, повозку, палатку. Когда всё это становилось возможным, отец отделял сына (такой раздел у кэлдэраров назывался дэбэшка). Если в семье был второй сын, и он женился, первого отделяли скорее. Иногда по два-три поколения жили в одной палатке и вели общее хозяйство, то есть это были сложные семьи. Интересен в этом отношении рассказ, записанный Н. Киселёвой в поселке Свиблово осенью 1950 года. Одна из кэлдэрарских семей кочевавших в начале века по всей России, состояла из 10-12 человек. В семье было несколько взрослых сыновей. У старшего были уже свои дети.
«Этот старший сын, 36-37 лет, не смел сказать отцу о выделении. Обычно женатый первый сын жил с отцом, дожидался, когда следующий сын женится и его жена привыкнет к семье и хозяйству. А тут уж и другие братья поженились, а отец все не выделяет сына. Не хотелось добро делить. А были и золотые украшения и кони, и сбруя хорошая. Сын думал: «Сам видит отец, что и я уже отец, дети есть». И люди отцу говорили. Молчал старик. Тогда сын решил. Когда отец отлучился, он сказал жене:
- Я на скорую руку шалаш поставлю, а ты, как я приду на обед, разложи костёр и вари. Побранится отец, пройдет пять-шесть лет, простит. Я на него женатый 12 лет работал.
Так и сделали. Сидит жена перед треножником, в котелке мешает. Вернулся отец, увидал, закричал: «Да разве я не живой? Позорить меня перед цыганами!» А мать подошла, ударила ногой по костру. И невестке: «Как совести хватило отдельно варить?», и опрокинула ногой котелок. Побранились... А сын так и не вернулся к отцу. Ничего не давал ему отец сначала. Потом помирились.»9
Надо заметить, что один из сыновей, как правило младший, должен был обязательно жить с родителями. Это была своеобразная форма пенсионного обеспечения - мудрый обычай, поддерживавший человека в старости.
Обычаи, связанные с рождением детей. Мы практически не располагаем этнографической литературой, посвящённой обрядам и обычаям, связанным с рождением ребёнка в цыганской семье. В самых разных изданиях, мы находим скудные и односторонние сведения, лишь вскользь касающиеся этих вопросов.
Цыганская мать из Добруджи. Румыния. 1900 год.
Так, Монтень, знаменитый французский философ XVI века, упоминал в своём трактате «Опыты» о цыганках, к которым относился с предубеждением и опаской.
«Боли при родовых схватках, - писал он, - и врачами, и самим Богом считаются необыкновенно сильными и мучительными и мы обставляем это событие всевозможными церемониями, а между тем существуют народы, которые не ставят их ни во что». Первым примером неприхотливости и выносливости Монтень называет женщин древней Спарты. Переходя далее к своему времени, он восклицает: «А что сказать об этих страшных цыганках, которые снуют между нами? Они отправляются к ближайшей воде, чтобы обмыть новорождённого и искупаться самим». 10
В России, где климат суровей, чем во Франции краски сгущаются ещё больше. «Дикарское» в цыганском быту подчёркивается с особой силой. В очерке Штибера, написанном в конце XIX века приводятся факты, от которых пробегает мороз по коже:
«Тотчас по выходе ребенка на свет Божий, мать обливает новорожденного холодной водой, иногда даже кладёт его в снег, и никогда не пеленает, а только обёртывает слегка лохмотьями. Ребенка мать кормит грудью сама и рано приучает его ко всякой пище. Колыбель неизвестна кочующим цыганам, мать убаюкивает ребенка на руках или кладет на голую землю.» 11
Цыганка со своим потомством. Моравия. 1906 год.
Даже в известной работе академика А.П.Баранникова «Цыганы СССР» мы видим почти что ту же картину полного пренебрежения цыганской матери к своему потомству:
«Грудного младенца цыганка носит то за спиной, то на руках. Если она оставит его дома, то ребёнок чаще всего валяется в куче грязных тряпок в палатке, даже в холодное и сырое время. Реже у кочевых цыган применяются простые люльки крестьянского образца, обычно выпрошенные у крестьян. Детей не пеленают. Как только ребенок научился ползать, его на целые дни предоставляют самому себе, а, научившись ходить, он получает полную самостоятельность. Полуголый, а летом совершенно голый, он целыми днями ползает и бегает возле палатки. Его не моют, и часто он обрастает толстым слоем грязи. Питание детей очень скудное, они едят всякую дрянь.» 12
Было бы ошибкой представлять себе родильные обряды и традиционные методы воспитания детей у цыган так примитивно.
Рождению ребёнка радовались в цыганской семье, как бы ни была она бедна и многодетна. Только после рождения первого ребёнка, особенно, если это был мальчик, молодая женщина становилась полноправным членом семьи мужа.
Антони Козакевич. «Материнское счастье». Холст, масло, начало ХХ века.
Что касается поведения беременной женщины, то тут существовали обычаи, а точнее суеверия - примерно того же типа, что и у всех народов Европы. Они носили магический характер.
В прошлом женщины старались скрыть свою беременность до определенного срока, боясь, чтобы злые силы не повредили здоровью.
Например, беременной запрещалось смотреть на пожар - иначе на лице ребёнка могут появиться родимые пятна. Нельзя перешагивать через натянутую веревку, через забор - иначе пуповина может задушить ребёнка. Нельзя отгонять ногой собаку - иначе у ребёнка на теле может вырасти щетина. У цыган имелись также и вполне рациональные, здравые обычаи, продиктованные заботой о здоровье матери и новорождённого. Например, считалось невозможным отказать беременной в желаемой пище.
Ряд обычаев был связан с представлениями цыган о «чистом» и «нечистом».
Беременная женщина считалась «нечистой» даже у английских цыган, подвергшихся сильной ассимиляции и утративших свой язык. Она должна была избегать мужчин (не только чужих, но и близких родственников). Старалась не попадаться им на глаза. У цыган Словении, например, женщине, ожидающей ребёнка, не полагалось показываться на глаза отцу без предупреждения. Запрещалось спрашивать, когда родится ребёнок, и как хотят его назвать - это тоже считалось нарушением приличий. 13
Ни в коем случае беременная цыганка не подходила к беседующим мужчинам. Особенно строгим был закон, запрещающий ей перейти дорогу мужчине-цыгану, а также запряженной лошади.
Однако, беременность не освобождала женщину от обязанности зарабатывать. Она по-прежнему ходила гадать, а, вернувшись, бралась в шатре за свои повседневные обязанности.
Никаких особых суеверий и магических обрядов, связанных с моментом рождения ребенка нет. Повитух тоже не было. Рожала женщина в шатре, все обитатели которого выходили наружу. Помогать при родах могла какая-нибудь родственница, случайно оказавшаяся рядом. Сразу же после рождения детей обязательно купали.
Для того, чтобы сообщить соплеменникам о поле новорождённого, существовал следующий обычай: на другое утро после родов одна из близких родственниц роженицы ходила с ведром чистой воды, взятой из колодца. В ведре должна была лежать иконка. Цыганка ходила по шатрам и брызгала водой на людей и домашнюю утварь. Когда она заходила в шатёр, то приветствовала хозяев в форме здравицы, например: «Те авен састе тай бахтале» (буквально: «Чтобы вы были здоровы и счастливы»). Хозяева спрашивали, кто родился, и желающие бросали в ведро серебряные и золотые монеты, которые затем передавались родителям новорождённого в качестве подарка.
Первые шесть недель мать и дитя особо тщательно оберегали от злых духов. Ребёнка повязывали красной лентой, чтобы его не сглазили. Старухи вешали детям не шею маленький мешочек, в котором лежали разные травы, кора дерева, поражённого молнией, ладан, кусочек тела летучей мыши. Это был талисман.
Женщину изолировали от членов табора, а по возможности и от членов её семьи. Роженица не должна была даже прикасаться к общей посуде. Ела она отдельно, а столовые предметы, которыми она в это время пользовалась, потом выбрасывали. Новорожденного никто, кроме матери не брал на руки. Эти ограничения соблюдались шесть недель. Понятно, что такие обычаи позволяли соблюдать элементарные нормы гигиены и сводили к минимуму вероятность инфекции.
Существовал ряд обычаев магического характера, специально направленных на сохранение жизни ребёнку. Многие себе представляют цыгана с серьгой в ухе - а ведь это было не просто украшение. Серьгу вдевали в ухо как оберег. Если ранее в семье умирали дети, то новорождённому давали магическую защиту. Указанный обычай существовал не только у цыган. Серьгу в ухе носили и некоторые казаки: это был знак того, что данный воин - единственный сын в семье, наследник. Такого казака товарищи берегли, избегали посылать на особо опасные задания.
В цыганской семье, потерявшей нескольких детей, запрещалось есть куриные яйца.
Интересен обычай выкупа умирающего или больного ребенка чужим человеком с тем, чтобы исцелить его. В шатёр, где болел ребенок, заходил заранее выбранный родителями цыган (не родственник) и говорил:
- Лем лес анде дром, киндем лес пе дуй копейчи те траил манге, сар муро щав те авел зурало. В буквальном переводе это означает: «Взял его с дороги, купил за две копейки, чтобы жил для меня и был, как мой сын, здоровым».
Гость давал родителям больного ребенка деньги или какую-нибудь вещь для ребенка, например, пояс или рубашку. Ценность выкупа не имела никакого значения, это могли быть и 2 копейки и 100 рублей. При этом ребенок оставался жить с родителями, то есть обычай носил символический характер. Интересно, что и в наше время сохраняются пережитки старинных верований. Цыганка Аграфена Васильевна Кутенкова, живущая в Самаре, рассказывает, что её новорождённые дети умирали, пока одного из родившихся детей не «выкупили» по обычаю. После этого она вырастила трёх здоровых сыновей.
Одним из важнейших обрядов, связанных с рождением ребенка, были крестины, которые уже в начале ХХ века устраивались обязательно. Как правило, крещение ребенка происходило сразу по прошествии шести недель со дня рождения. Религиозным тонкостям цыгане особого значения не придавали. На Западной Украине бывало даже так: одного новорожденного несли в православную церковь, а другого - в костёл (в зависимости от того, какой храм был на данный момент ближе). Из этого, однако, вовсе не следует, что окажись рядом мечеть, малыш стал бы мусульманином - цыгане, верящие в Христа, твёрдо придерживались обрядов именно христианской церкви.
Гравюра по картине Леммата «Цыганка с ребёнком». Конец XIX века.
Пока новорожденного не окрестили, никто кроме матери, не брал его на руки. Те, кто крестят ребенка, становились его крёстными родителями - кумовьями по отношению к родителям ребенка и между собой. Как правило, кумовьев было двое: кирви - кума и кирво - кум. Их выбирали родители. В кумовья старались позвать наиболее уважаемых цыган, а отказ от приглашения быть крёстным осуждался. На большие праздники - Рождество и Пасху - родители новорожденного должны были делать кумовьям подарки – вино, шелковый платок и какой-нибудь хлеб (на пасху - кулич). Отношениями кумовства цыгане очень дорожат в течение всей жизни. Родители ребенка с большим почтением относятся к крёстным своих детей и поссориться о кумовьями считается тяжким грехом.
Рождению мальчика радовались больше, чем рождению девочки, и крестины в этом случае устраивались богаче. Нерушимость этих отношений в гиперболизированной форме выражена в одной из шуточных народных цыганских песен, которая называется «Муро лаще кирво» - «Мой добрый кум»

- Муро лаще кирво, - Мой добрый кум,
Яй, по плацо ингэрав ту Отведу тебя на площадь,
Кирво, гэй, Кум мой, гей,
Доттэ пушкэ тут кай дав ту, И тебя там застрелю я,
Муро лаще кирво, Добрый куманёк мой.

- Яй со чи кэркэс, со чи кэрэс - Что бы ты со мной ни сделал,
Кирво, гэй, Кум мой, гей,
Саек ту муро авеса Всё равно ты будешь кумом,
Муро лаще кирво. Добрым, добрым кумом.

- Яй, дэш бэршора тут дав ту - Заточу тебя в тюрьму я,
Кирво, гэй. Кум мой, гэй.
-Саек ту муро авеса - Всё равно ты будешь кумом,
Муро лаще кирво. Добрым, добрым кумом.

Перевод Р.С.Деметер

Нерушимые отношения кумовства сложились не сразу. Ещё в конце XVIII века детей крестили скорее из меркантильных, нежели из религиозных соображений. Авторы того времени пишут, что цыгане в Дунайских княжествах крестили детей, надеясь на подарки со стороны крёстных родителей. В кумовья выбирали местных жителей, из числа тех, что побогаче. И часто бывали случаи, когда одного и того же ребёнка крестили несколько раз в разных местах.
Точно такое же мнение сложилось о цыганах в Германии.14
В таборе у костра.
Обычаи, связанные с воспитанием детей. Многие исследователи цыганской жизни считали, что кочевые цыгане не уделяли никакого внимания целенаправленному воспитанию детей, и их внешний вид родителей не заботил. Вот, например, какое описание мы встречаем в литературе: во время холодной зимы нагой цыганёнок жаловался, что ему холодно. «На, дитятко, - отвечала ему мать, - верёвку, опояшься ею, тебе будет теплее». 15
Более правдоподобно другое описание - тоже из русского журнала, но увидевшее свет тридцатью годами позже. Рассказывая о венгерских цыганах, автор подчёркивает, что родители снимают с себя последнее, чтобы дети могли выжить на снегу. «...Цыган умеет переносить голод, и потому довольствуется малым, - начинает он, - тяжко им только зимою, когда настаёт неумолимое холодное время. Свою одежду, лохмотья и куски меха, взрослые охотно отдают голым детям, чтобы хоть сколько-нибудь защитить их, и тогда сами сильно терпят от зимних морозов.» Далее в репортаже говорится, что «суровое время года заставляет цыган Трансильвании зарываться в землю подобно барсукам и лисицам», и описывается устройство примитивной землянки. 16
И хотя многие цыгане были настолько бедны, что не могли обеспечить своё потомство материально, их дети не были обделены добрым словом и участием.
Цыганочка. 30-е годы ХХ века.
При кочевом образе жизни у отца с матерью не было другого выхода, как приучить детей к дождю, ветру, жаре и холодам. С самого раннего возраста они имели закалку, позволяющую терпеть зимнюю стужу. И с этой точки зрения цыгане были совершенно правы. Их потомство было крепким и жизнеспособным. В XIX веке не зря писали, что «для цыганёнка ничего не значит пробегать с полчаса или более по снегу совершенно голым и босым. Отогревшись в шатре у костра, он может опять бегать по снегу столько же.» 17
С переходом к оседлости, с появлением материального достатка изменились и родительские установки. Стоило цыганам обзавестись собственными домами, как они без сожаления отказались от обычаев предков. Теперь дети всегда одеты по погоде и закалены не больше, чем их сверстники других национальностей. Отсюда ещё раз следует, что пресловутые врождённые свойства - это расистский миф. Измени условия - изменятся и обычаи.
Людвиг Кнаус. «Цыганская тройка». Холст, масло, 1888 год.
Таборные цыгане не любили наказывать маленьких детей. Цыган очень привязан к детям, - пишет немецкий автор XIX века, - но при этом его любовь часто доходит до губительной слабости. Только в пылу гнева он наказывает ребёнка, и обыкновенно вслед за тем осыпает его ласками и выказывает раскаяние.» 18
Со стороны могло показаться, что маленьким цыганам вообще всё позволено. Дети с утра до вечера носились, шумели. Для табора это был постоянный звуковой фон. Но, начиная с шестилетнего возраста, девочек уже учили вести хозяйство. Часто они ходили с матерью на заработки. Им внушалось уважение к мужчине - отцу, братьям. Мальчики тоже приучались к труду: они чистили песком вылуженные котлы или раздували меха в кузнице.
Таким образом, несмотря на кажущееся отсутствие воспитания, оно исподволь шло. Вследствие этого вырастали люди гостеприимные, почитающие старость, имеющие чувство ответственности за семью. Происходило это потому, что, предоставленные самим себе, дети впитывали, как губка, этические нормы табора. Обрядность, праздники, повседневные дела - всё происходило у них на глазах. Уважение к авторитету старших уже к семи-восьми годам было огромным..
В кочевом таборе значительную роль играла устная традиция. Многое из того, что делалось, сопровождалось пословицами и поговорками. Опыт и этику народа, отлившиеся в чеканную форму, дети воспринимали, как говорится, с молоком матери. Это не требовало особых родительских усилий.
Сами собой развивались способности к танцам и музыкальный слух. Поводов для праздников в таборе всегда было много. Свадьбы, крестины, Рождество, Пасха, Троица, и так далее. Дети видели, как веселятся взрослые и подмечали, каким уважением пользуются искусные певцы и танцоры. Ясно им было и то, как ценятся в женихе или невесте умение петь и плясать. Естественно, дети подражали «манере», «хватке» самых талантливых цыган. Благодаря этому, традиция народного творчества никогда не прерывалась.
В каждом таборе был пожилой человек, знающий немало сказок, баллад, легенд, историй из цыганской жизни. Вокруг него всегда собиралось много детей. Так, при отсутствии школы, подрастающее поколение расширяло свой кругозор, узнавало о своём прошлом.
Уже в детском возрасте цыган был лишён возможности любых контактов с местным населением, кроме деловых. Постоянно ощущая презрительное отношение к себе окружающих, он начинал негативно относиться к иноплеменникам. Дети всем своим существом воспринимали статус отчуждённости и замкнутости. Самым тяжёлым упрёком для них было сравнение с не цыганами. Эта психологическая установка сохранялась очень долго, тем более, что коренное население тоже не особенно стремилось преодолеть психологический барьер. Дети видели что к табору со всех сторон проявляют презрение, и невольно начинали платить окружающим той же монетой. Это естественный ход вещей. Трудно найти желающих чувствовать себя хуже других. Таким образом, чёткое деление мира по принципу ром - гажё (с возвеличиванием собственных норм поведения) логически вытекает из того, что цыгане желали сохранить душевное равновесие.
Гюстав Доре. «Цыганские похороны в Триане». Испания. Гравюра 1874 года.
Праздники. Праздники цыгане очень любят, они органично вплетены в канву их жизни. Приехал ли родственник, просто зашёл в гости сосед, день рождения кого-то из членов семьи, уже не говоря о крестинах или свадьбе - всё это повод для того, чтобы собраться вместе, поговорить о делах, просто обменяться новостями. Самыми важными праздниками у цыган считаются церковные.
Рождество, Пасху, Троицу справляют пышно, обязательно всей семьёй, причём часто даже съезжаются из разных городов. Как правило, праздник растягивается на несколько дней. Готовятся к нему загодя. Большинство цыган перед Рождеством и Пасхой строго соблюдают пост. На столе обязательно должен быть определённый набор блюд.
Даже в советские времена, когда церковные праздники не поощрялись, цыгане не обращали на это внимания - а ведь не первое столетие существует стереотип, будто цыгане в своей религиозной жизни ищут лишь удобства. Сколько бы ни писали некоторые «исследователи» о язычестве цыган, о молениях на солнце или на медный таз, именно христианские праздники и христианская обрядность были для цыган России и Восточной Европы краеугольным камнем их духовного мира.
Кэлдэрары и ловари, ареал формирования которых один и тот же, особое значение, кроме указанных праздников, придают дню Святого Петра 12 июля. Этот календарный христианский праздник носит у цыган название Симпэтри. Но, кроме обычного церковного смысла, этому дню придавался несколько иной характер. Если в семье болел ребёнок или случалась какая-то другая беда, цыгане, надеясь на помощь этого святого, давали обет отмечать этот день каждый год. После выздоровления ребёнка, родители ежегодно, до своей смерти, собирают в этот день гостей. После смерти родителей гостей собирает тот, ради кого давался обет. У ловарей в прошлом в этот день обязательно резали барана. Барану, выбранному в качестве жертвы, золотили рога, у состоятельных цыган к рогам привязывали золото. Информаторы рассказывают, что на такого барана надевали маленькую попону, и, перед тем, как зарезать, катали на нём выздоровевшего ребёнка. Приблизительно так же справляли Петров день и лингурары в Болгарии.19
И в заключение несколько слов о цыганском застолье. Практически невозможно увидеть пьяного до бесчувствия цыгана. Это признавал даже ненавидевший цыган К.Голодников, который отмечает в своём очерке «Проклятое племя»: «Но - suum cuique; нельзя умолчать и о том, что на стороне цыган есть одно доброе качество, хотя и отрицательного свойства: между ними нет пьяниц. Вино они, конечно, пьют,- но пьют его весьма умеренно, и то только при известных случаях».20 Того же мнения придерживался и немецкий автор Либих.21
У цыган очень высокая культура застолий; проводя в неторопливых беседах весь день напролёт, люди пьют понемногу, и очень хорошо чувствуют момент, когда следует сделать паузу. Никто не осудит соседа, если тот во время очередного тоста лишь пригубит рюмку, или временно сменит спиртные напитки на прохладительные. Кроме того, у цыган существует свой этикет поведения за столом: считается неприличным, если кто-то из семьи слишком много выпил. Цыгане осуждают людей, которые не умеют себя контролировать. Во время любого праздника особенное значение придаётся танцу. При этом соблюдается определённый порядок. Хозяева по очереди вызывают главу семьи или старшую женщину, а их должны поддержать в танце все члены семьи - дети, внуки, сёстры, племянники и т.д. Это возможность «показать» всё семейство, продемонстрировать собравшимся потенциальных женихов и невест.
По-прежнему, на больших празднествах у цыган России соблюдается давняя традиция, требующая, чтобы мужчины садились отдельно от женщин. Если же стол один, то цыгане и цыганки садятся на разных его краях, а несупружескими парами, как это принято у русских.
Похоронные обряды. В условиях кочевья у цыган не было возможности обращаться за профессиональной медицинской помощью. Лечились, в основном травами, средствами народной медицины, заговорами. Если в таборе заболевал хотя бы один человек, все ждали, пока его вылечат, и не трогались с места.
Как и у всех народов, у цыган существовало много примет, которые предсказывали беду, в том числе скорую смерть человека. Так, например, появление дятла рядом с жилищем – к покойнику, его так и называли - чириклы муликаи – буквально – мертвецкая певица. У цыган Боснии такая птица - кукушка,22 в Польше - сова.23
«Най мишто те мэсурис ле манушес» - «нехорошо измерять человека», - говорят цыгане (ведь измеряют человека, когда покупают ему гроб). Большое значение придавали они толкованию снов, которые, по народным верованиям, могли быть предвестниками смерти. Так, видеть во сне выпавший с кровью зуб - примета, означающая скорую смерть близкого человека. Кстати, аналогичное суеверие существовало и у других народов, например у югославян.24
Согласно представлениям цыган, душа живёт в теле человека только до его смерти. После смерти она покидает тело и витает около земли сорок дней, после чего отправляется в «страну мёртвых». В таборе верили, что в этот период душа может вернуться туда, где жил покойный, поэтому в шатре умершего человека ставили для неё воду, а иногда и еду, чтобы душа «не рассердилась» и не навредила живым. Душа иногда может покидать тело и при жизни человека - это происходит во время болезни. У цыган Франции существовал обычай: ко рту умирающего подносили птицу, чтобы в неё переселилась душа умершего, а потом отпускали птицу на волю.25 Цыгане Трансильвании верили, что «душа того или иного цыгана «вдувается» в птицу, а после смерти этой птицы снова возвращается в тело цыгана.26
О тех, кто умер неестественной смертью, ходили различные легенды. Так, души утонувших живут в горшках у «хозяина воды», пока тело не разложится; души убитых - в теле диких зверей, пока убийца не будут наказан.

«Цыганские похороны в Семиградской области». Трансильвания. Вторая половина XIX века.
Все группы цыган верили, что тот, кто умер неестественной смертью, может, став привидением, вернуться и нанести вред. Поэтому при поминании умершего цыгана говорили: «Пандадо лехко дром» или «кашт бар анде лехко дром», то есть «Закрыта его дорога». Страх перед так называемыми «нечистыми покойниками» отразился в фольклоре кэлдэраров. В одной из баллад цыган Дёрди к ужасу всего табора поднялся во время похорон и гнался за цыганами девять дней и девять ночей!27
Согласно обычаю все родственники умершего должны (если есть такая возможность) собраться на похороны. Если умирал мужчина, то днем и ночью около тела сидели мужчины, добром вспоминая усопшего; цыганки в это время готовили еду для поминок. Если умирала женщина, рядом с телом постоянно находились близкие родственницы.
Прощаться с умершим заходил весь табор. Чем выше был его авторитет, тем больше собиралось народа. «Целую ночь сидел табор возле шатра умершего, - пишет известный цыганский драматург И.Ром-Лебедев, - ...вспоминали, какой был удалец покойный, какой был удачливый на конном базаре... «И пел, сыр Дэвэл (как Бог) и плясал: «один был на свете плясун! И деньги ему сами в руки шли...»
Вспоминая, обращались к покойному, как к живому. «А помнишь, Сеня, как мы с тобой...» Иногда подносили усопшему стопку, угощали его... Я сам был свидетелем этого.»28
К концу ХIХ века в России хоронили умершего, согласно правилам православной церкви, на третий день. Но из бесед с пожилыми цыганами, мы знаем о том, что бывали случаи похорон в день смерти, или на второй день после смерти. В течение всего времени до погребения, покойника не оставляли одного.
На следующий день после смерти, если вблизи оказывалась церковь, приглашали священника, а если нет – обходились и без отпевания.
Перед тем, как положить покойника в гроб, его обмывали, надевали на него, как правило, новую одежду. У цыган, как у многих народов, существовало представление, что в «новую жизнь» надо прийти чистым и хорошо одетым. Старики готовили себе смертную одежду заранее. У кэлдэраров покойнику между пальцами обязательно клали деньги - по народным верованиям эти деньги необходимы, чтобы оплатить дорогу в потустороннем мире. Этот момент отразился в цыганской клятве, которую дают, если не могут дать взаймы: «Те ттав ле ловэ мангэ машкар ле ная те сы ма». В переводе это означает: «Положить мне деньги между пальцами, если имею [что дать]».
Цыгане хоронили умерших на городских или сельских кладбищах, оказавшихся поблизости. Когда кто-то умирал по дороге, вдалеке от жилья, его хоронили прямо в лесу.
Если в шатре во время выноса тела в вёдрах или в других сосудах была вода, её выливали вслед за процессией. Участникам похоронной процессии не следовало идти парами, чтобы одна смерть не повлекла за собой другую. С начала ХХ века покойника уже отпевали в церкви. На кладбище цыгане бросали в могилу горсть земли, приговаривая: «Мек те авел вушоро пхув пе лесте» (Пусть земля ему будет легкой). На обратном пути нельзя было оглядываться назад - иначе душа умершего потянется вслед. Иногда, уходя с кладбища, зажигали спички и бросали их за собой.
Надо сказать, что у подавляющего большинства народов похороны близких людей - это всегда печаль; люди не стесняются проявлять своё горе, носят траур. Поэтому не могут не удивлять противоположные описания. Тем не менее, они существуют. В журнале XIX века «Всемирная иллюстрация опубликован репортаж о цыганских похоронах в Трансильвании - в нём утверждается, что на обратном пути участники похорон танцевали. Рассказ проиллюстрирован гравюрой, подпись под которой гласит: «Цыганские похороны в Семиградской области». Считая, что взгляд автора заметки слишком ироничен и приземлён, мы всё-таки приведём его описание полностью.
«Кто в первый раз увидит цыганские похороны, - пишет наблюдатель, - того поразит шум, гвалт, и вопли толпы, сопровождающей покойника. Цыгане - большие охотники сопровождать похоронные процессии своих товарищей потому, что при этом им предоставляется возможность дарового угощения. Как только умрёт кто-нибудь из оседлых цыган, его ближайший родственник немедленно бежит к помещику и выпрашивает из съестных запасов на тризну. Отказ в подобных случаях - вещь почти небывалая, солонины и «паленков» (пшеничного хлеба) всегда добудут вдоволь. Из этих-то даровых запасов и устраивается угощение и на него собирается толпа знакомых покойного. Ближайший родственник умершего садится на коня и ставит перед собой на холку лошади гроб, а за ним идут пешком все провожатые, громко голося и рыдая и корча печальные рожи. К этому гвалту примешивается нестройная музыка сопелки и скрипки или другого музыкального инструмента (цыгане - все музыканты). Как только гроб засыпан землёю, жалобный тон музыки переходит в весёлый, плач и рыдания смолкают, и начинается бешеный чардаш (цыганский танец), выплясывая который вся толпа возвращается с кладбища в селение. В доме покойного начинается пир, и после угощения опять идут танцы, которые продолжаются далеко за полночь.»29
Прощание с усопшим. 30-е годы ХХ века.
Современный похоронный обряд молдавских цыган из города Сороки имеет некоторое сходство с описанным выше. В 1998 году Мирчу Черари, местного булибаши хоронили только на четырнадцатый день после смерти -ждали, пока соберутся все, кто хочет с ним проститься, а также всё это время строили для него специальный склеп, отделанный итальянским и индийским мрамором. В склепе были сделаны несколько ниш, красивые узоры на стенах, камин и бар с любимыми напитками покойного. Поскольку умерший занимался бизнесом, то на мраморный стол в его могилу поставили компьютер с принтером и факс. Многотонную крышку склепа задвигали сорок мужчин. Надрывное причитание по покойному сменилось весёлыми песнями. Разумеется, такие серьёзные затраты, которые были в семье Черари, не могут себе позволить семьи с меньшим материальным достатком. Однако, сам характер похорон тот же. Перед похоронами возле дома покойного 10-12 дней горит костёр, у которого собираются постепенно съезжающиеся из дальних мест люди. Хоронить принято в склепе с устроенными в стенах нишами. В ниши ставится вино и разного рода предметы быта. Молдавские цыгане порой хоронят в гробу со стеклянной крышкой, украшенной религиозной символикой. Семья от имени покойного делает родственникам подарки.
Упоминания о песнях и танцах во время похорон исходят не только из Трансильвании и Молдавии, но и из других регионов. Цыгане во многом перенимают обрядность окружающих народов. Известно, что в некоторых областях Латвии коренное население имеет весьма своеобразное представление о жизни и смерти. Согласно этим верованиям человек рождается на муки, а, умирая, обретает покой и счастье. Соответственно, рождение ребёнка встречалось плачем, а похороны - внешним весельем и радостью. Поэтому совершенно естественно выглядит то, что у так называемых латышских цыган (лотфов) до сих пор можно увидеть «нестандартный» обряд похорон, включающий пение и танцы - об этом рассказывают информаторы из их числа.
Лотфы по вероисповеданию - католики, но при этом они хоронят людей не обязательно на третий день (как требует христианский обычай). Они откладывают похороны на столько дней, сколько необходимо для их подготовки. А сделать нужно следующее: организовать помещение, где могло бы собраться много народа, заготовить продукты, пригласить множество родственников и гостей (у русских цыган на похороны не приглашают). Длятся похороны три дня, но начало их стремятся приурочить именно к пятнице. В первый день собираются практически только старшие по возрасту; они сидят за столом, вспоминают покойного до самого утра. На второй день многочисленные гости приходят в костёл в самой лучшей одежде. После отпевания все идут на кладбище, а затем собираются в ресторане. Цыгане заимствовали у латышей примету, согласно которой у того, кто уйдёт с кладбища последним, в семье кто-то вскоре умрёт. Затем все садятся за празднично накрытый стол, поминают покойного до тех пор, пока кто-либо из его ближайших родственников не скажет присутствующим: «Танцуйте, пойте». После этого начинается обычное цыганское застолье. Поют и пляшут все, кроме родственников покойного. На поминках играет духовой оркестр. Репертуар - в основном, вальсы, марши и польки. Гостям следует принести с собой спиртное, как правило водку (количество зависит от степени родства и материального достатка - обычно ящик или более). Это расценивается как знак внимания. Третий день поминок фактически является продолжением второго.
В таком контексте уже не выглядит столь непонятным описание похорон, появившееся в «Витебских губернских ведомостях» в 1898 году:
«Недавно в цыганском таборе, расположенном близ одного из южно-германских городов, умерла жена одного из главных цыганских вождей. Едва она испустила последний вздох, все члены её рода надели траур, то есть вплели в волосы красные и жёлтые ленты, таким же образом они украсили гривы и хвосты своих лошадей. Затем все принесли подарки и расположили колоду карт с червонным тузом посредине. На следующий день была поставлена особая палатка из красного холста, в которой в тёмно-красном гробу было положено тело. Перед палаткой разложен огонь, и вокруг него уселись все родственники покойной, прославляя по очереди её добродетели. Со всего околотка стекались цыгане и, входя в семейный круг, пели хвалебные гимны. Когда тело хоронили, всё племя сопровождало его, а впереди ехали верхами шестеро цыган, причём музыканты играли самые весёлые мотивы.»30
Подчеркнём, что описанные похоронные традиции настолько редки, что большинство цыган России даже не подозревает об их существовании. Почти все этнические группы подолгу добровольно держат траур - как правило, год, а иногда и дольше. В этот период цыгане ни в коем случае не поют и не танцуют. Что касается более традиционного ритуала похорон, приведём сведения о нём у ряда групп, проживающих в России и за её пределами.
Немецкие цыгане клали тело покойного в выдолбленное дерево, которое к середине XIX века сменил простой гроб. В могилу лили вино, пиво или водку - смотря что цыган любил при жизни. Одежду, постель и одеяло покойного сжигали под открытым небом. В редких случаях, когда после умершего оставалось больше денег, нежели нужно на погребение и на первые нужды табора, родственники раздавали подаяние беднякам близлежащей деревни. В знак уважения и любви на могиле сажали дерево; через год старались вернуться и смотрели, прижилось ли оно. Если нет - сажали новое. «Ни один цыган не пройдёт мимо могилы соплеменника, не вылив на неё несколько капель вина, пива или водки...» - писал Рихард Либих.31
Отголоски упомянутого (видимо древнего) обычая, можно заметить и у цыган России. Сейчас во время поминок на скатерть льют водку и кругообразным движением водят по ней донышком чарки.
У кэлдэраров к концу XIX века обряд похорон выглядел следующим образом. С кладбища цыгане шли в шатер покойного, где устраивались поминки - (помана). На стол было положено подавать всю еду одновременно. Никаких особых поминальных блюд не было. Существовало лишь одно ограничение - в еду не клали лук и перец, чтобы умершему не было горько. Одно место за столом оставляли свободным. Самый близкий родственник покойного отведывал первым каждое блюдо. Когда пили водку или вино, то отливали немного на землю или на хлеб, говоря при этом: «Те авел англа лесте» (На помин его души). Из-за поминального стола все вставали одновременно.
Как у всех православных, умершего поминали на девять и сорок дней, затем через полгода и год. В знак траура близким родственникам покойного не разрешалось девять дней носить головной убор, мыться, менять бельё. Мужчинам не положено было бриться. Сколько будет длиться траур, зависело от желания самих родственников. Когда проходили полгода или год, в знак окончания траура, цыгане снимали с себя верхнюю одежду, поливали её вином, танцевали на ней, а затем эту одежду сжигали.
Кэлдэрары строго соблюдают обычай по прошествии полугода и года дарить чужому человеку (не родственнику) специально приобретённые предметы новой одежды. Если покойный был мужчина, то дарили бельё, рубашку, костюм, обувь, головной убор, чашку, ложку, тарелку, бритвенный прибор. Если умирала женщина - покупали юбку, кофту, платок, гребень. Человек, которому дарили купленные вещи, надевал всё новое, и его усаживали на почётное место. Согласно представлением цыган о загробном мире, подарив постороннему необходимые предметы и одежду, родственники опосредованно дают умершему возможность на «том свете» иметь всё необходимое. Данный ритуал перекликается также с существовавшими у многих народов обычаями снабжать покойного во время захоронения предметами быта.
Поминание умершего считалось долгом не только семьи, но и других родственников. Существовал ряд примет, «оповещающих» живых о том, что его плохо поминают или не выполнили тот или иной обряд. Так если покойный часто снится, родственники торопятся его помянуть - либо заказав в церкви специальную службу, либо накормив, угостив и сделав подарок случайному прохожему.
Родственники помогали друг другу не только в проведении похорон и поминок, но и в материальном отношении.
Поскольку цыгане России перешли на оседлость, у них появилась возможность регулярно, из года в год собираться на могилах предков. Традиционное уважение к старшему поколению (можно даже сказать культ предков) выразилось в том, что и десятилетия после смерти человека его поминают близкие родственники. Они собираются на кладбище в день смерти покойного, даже если для этого нужно ехать в другой город.
Кроме указанного конкретного дня, существуют различные дни поминовения, определённые народным календарём. Эти поминания связаны с религией. Особенно «популярными» у цыган днями поминовения являются так называемая Радоница (на десятый день Пасхи) и Троица (по-цыгански Русаля). В указанные дни родственники идут на могилу, берут с собой вино, пиво, еду. Когда пьют сами, льют немного на могилу. На кладбище угощают друг друга едой, переходя от одной ограды к другой, поскольку в местах компактного поселения существует много цыганских могил - соответственно, день поминовения отмечает много цыганских семей. Уходя, оставляют часть еды для умерших - на Пасху обязательно крашеные яйца. Аналогичные обряды существовали и у народов, среди которых жили цыгане - русских, молдаван, болгар, сербов, черногорцев, македонцев и других.32 Согласно народным поверьям, если не поминать умерших в эти дни на их могиле, в церкви или хотя бы просто за столом, то они на «том свете» будут голодными. К таким поминкам цыгане готовятся заранее. И в наши дни, цыгане, даже, если они забыли значение некоторых обрядов, выполняют все внешние каноны беспрекословно.

1. Когалничан М. Очерк истории, нравов и языка цыган. Северная пчела. Спб., 1838. № 82. С.327
2. Мостовский М. Этнографические очерки России. М.,1874. С. 68.
3. Гюго В. Собор парижской богоматери. Собрание сочинений в десяти томах. М., 1972. Т. 3. С. 94-95.
4. Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 72, 75.
5. Ткачев Г. Этнографические очерки Богучарского уезда. «Памятная книжка» Воронежской губернии на 1865-66 г.г., Воронеж, 1867. С.181.
6. Опыт описания Могилёвской Губернии в историческом, физико-географическом, этнографическом, промышленном, сельско-хозяйственном, лесном, медицинском и статистическом отношениях. 1882, №9, С.530.
7. Лавров В.А. Свадьба в цыганском таборе. Ярославские губернские ведомости. Ярославль, 1869. № 22, С. 3.
8. Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 75.
9. Киселёва Т.Ф. Цыганы Европейской части Союза ССР и их переход от кочевания к оседлости. М., 1952. С. 36.
10. Монтень М. Опыты. М., 1991. С. 50-51.
11. Штибер Н.Г. Русские цыгане. Ежемесячныя литературные приложенiя к «Ниве». СПб., 1895. № 11. С. 531.
12. Баранников А. Цыганы СССР. М., 1931. С. 58.
13. JGLS (3) Vol.L, parts 3-4, стр. 108-136.;
Iane Dick Zatta, Rom Sloveni di Piove di Sacco. Lacio Drom. Roma. №. 1-2. С. 30-31.
14. Когалничан М. Очерк истории, нравов и языка цыган. Северная пчела. Спб., 1838. № 82. С.327;
Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 72.
15. Когалничан М. Очерк истории, нравов и языка цыган. Северная пчела. Спб., 1838. № 82. С.327.
16. Цыганы Венгрии и Трансильвании. Вокруг света. СПб., 1864. С. 36.
17. Природа и люди. СПб., 1878. № 11. С. 23.
18. Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 71.
19. Марушиакова Е.; Попов В. Циганите в България. София, 1993. С. 175-176.
20. Голодников К. Проклятое племя. Тобольские губернские ведомости. Тобольск. 1879. № 18.
21. Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 83.
22. Uhlik R. Bosnian Romani: Vocabulary. JGLS (3), vol. XX, Edinburgh, 1942, Р. 114.
23. Ficowski Jerzy. Cyganie na polskich drogach. Krakow, 1965. Р. 195.
24. Бромлей Ю.В.; Кашуба М.С. Брак и семья у народов Югославии. М., 1982, С. 205.
25. Smithl A. Thraugh Romany songland. Lnd., 1889. С. 185.
26. Санаров В.И. Элементы древних верований в религии цыган. Советская этнография. М., 1968. № 1. С. 36.
27. Образцы фольклора цыган кэлдэрарей. М., 1981. С. 71.
28. Ром-Лебедев И. От цыганского хора к театру «Ромэн». М., 1990. С. 81.
29. Семиградские цыгане. Всемирная иллюстрация. СПб., 1869. № 22. С. 350.
30. Витебские губернские ведомости. Витебск, 1898. № 36. С. 5.
31. Цыганы. Природа и Землеведение. СПб., 1864. Т. 3, № 3. С. 72, 76.
32. Зеленчук В.С. Очерки молдавской народной обрядности. Кишинёв, 1959. С. 73.;
Канитц Ф. Дунайская Болгария и Балканский полуостров. СПб., 1876. С. 78.;
Бромлей Ю.В.; Кащуба М.С. Брак и семья у народов Югославии. М., 1982, С. 215.

Made on
Tilda