Конфликты с чужаками.

Возможность мирного сосуществования между кочевыми цыганами и местными жителями несомненно была. В этом читатели предыдущих статей уже убедились. Но люди есть люди. То цыгане, то коренные европейцы нарушали тот хрупкий баланс, который был выгоден обеим сторонам. Иногда за табором имелась мелкая вина - например, девочка украла у священника связку свечей, чтобы освещать ночами фургон. (Кстати, в итоге отец провинившейся, которому было стыдно перед цыганами, какое-то время кочевал отдельно). Иногда, наоборот, никакой вины за скитальцами не было. Допустим, где-то неподалёку от таборной стоянки происходил случайный пожар. После этой беды крестьяне спешили обвинить в поджоге кочевое племя. В таких случаях надо было срочно сниматься с места и уезжать, чтобы не стать козлами отпущения.

Таборная молодёжь ходила на танцы в оказавшиеся на пути посёлки. Местным девушкам было интересно потанцевать с цыганами, потому что это вносило в их жизнь приятное и, в какой-то мере, романтичное разнообразие. К сожалению, ревность со стороны фермерских сыновей порой приводила к дракам, особенно если на стороне крестьян было значительное численное превосходство.

"Чёрная мифология", созданная вокруг цыган несколько столетий назад, постоянно напоминала о себе. Иногда табору достаточно было просто появиться в какой-то особенно предубеждённой местности - и тлеющая подозрительность начинала прорываться огоньками конфликтов.

Довольно скоро бельгийский мальчик Ян Йорс заметил, что чувствует себя частью кочевого сообщества. Осознал он это в тот момент, когда у него вдруг вырвалась фраза: "Мы, цыгане…". Теперь его глубоко ранили - лично ранили - злобные взгляды фермеров в сторону проезжающих фургонов. Его раздражало, что крестьянки поспешно срывают с верёвок сохнущее бельё. Он-то знал, как мало общего между слухами о вечных скитальцах и их повседневной жизнью.

- Если бы цыгане действительно совершали все те кражи, которые им приписывают, то наши кибитки вообще не смогли бы тронуться с места. Понадобились бы прицепы для наворованного добра, - саркастически улыбался Йорс.

Конечно, ловари пользовались так называемым "правом дороги". Мальчишку-бельгийца первым делом предупредили, что грешно брать без спросу больше, чем нужно для утоления голода. Кража ради наживы (даже если она совершалась в ущерб враждебно настроенным чужакам) внятно осуждалась в таборе. Зато выпас лошадей на краю чужого поля вообще не был в глазах цыган преступлением, поскольку "трава растёт сама". Точно так же сбор валежника для костра казался им совершенно законным делом.

- Его в лесу много, а не возьмёшь - всё равно сгниёт.

Стоило юному бельгийцу проникнуться этой психологией, как мир гадже, к которому он сам недавно принадлежал, поразил его своей жестокостью. Порой мелкое нарушение закона со стороны одной-единственной цыганки приводило к форменному погрому против всего табора. Ян дивился несоразмерно грубой реакции обывателей. В его воспоминаниях описана такая конфликтная ситуация.

Однажды, под вечер жаркого дня на стоянку явилась полиция - а с ней толпа крестьян, вооружённых вилами и цепами. У некоторых даже были охотничьи ружья. Они разогнали пинками лающих собак. Перепуганные дети отчаянно завопили. Цыганские мужчины стояли возле лошадей с видом усталого смирения. Женщины постарше приготовились к схватке. Рупа упёрлась в бок кулаком, держа за рукоятку кипящий ковшик. Не было сомнений, что она плеснёт на любого, кто к ней приблизится. Старухи присели у костров, бормоча проклятия по-цыгански.

При попустительстве полицейских селяне вспороли перины, под которыми спали дети, проткнули узлы с женской одеждой и груды конских сбруй; они опрокидывали котелки с готовящейся едой и вёдра, полные воды. Цыганские девчонки вопили и кусались, потому что их непристойно обшаривали с головы до пят. Обыск затянулся до самой ночи. Тьму прорезал свет фонарей. Крестянская ругань звучала всё громче, выдавая разочарование от несбывшихся надежд. Ведь никаких краденых вещей на стоянке не нашлось.

Ян Йорс испытывал мучительное бессилие, глядя на мстительную толпу. "Ничего хуже я ещё не испытывал, - признаётся он в своих мемуарах. Но сопротивляться было бесполезно и опасно. Жандармы арестовали одну из цыганок и повели её к деревне в наручниках. Глаза женщины остекленели, и она шла с покорным видом. Крестьяне взволнованно судачили о том, как всякие трутни наживаются на их добре. Полицейские без нужды пихали схваченную цыганку в спину. Они обращались с ней так же бездушно, как грузчики перекидывают мешок с зерном.