В своё время в советских школах критиковали декабристов за выступление «для народа, но без народа». Примерно такая картина складывалась в цыгановедении. Сейчас я на практике вижу, насколько исследователю легче решать проблемы, если его добровольные помощники организуют встречи со знающими пожилыми людьми, собирают в разных концах страны материалы семейных архивов, фиксируют устную традицию и присылают фотографии. Разумеется, для того, чтобы плодотворно работать, автор должен быть хорошо инкорпорирован в среду. И если говорить о методике, то в первую очередь следует назвать метод включённого наблюдения. Мне в этом отношении повезло. Я имею с кишинёвцами многолетние соседские и дружеские связи. Но разве некоторые мои коллеги не обладают потенциалом для плодотворных исследований по тому же сценарию? Вадим Торопов не первое десятилетие связан с крымскими цыганами. Георгий Цветков имеет множество друзей и родственников в ловарьской среде. Свидетельство этому – выпущенные ими словари. Но почему бы этим замечательным авторам не расширить рамки своей деятельности и не создать труды, которые в потенциале станут кирпичиками для общего здания отечественной цыганской истории?
Чтобы было понятно, что в итоге может получиться, я опишу здесь структуру своей работы о кишинёвцах. Она состоит из нескольких взаимодополняющих частей. Наиболее привычен для нашей научной школы этнографический раздел. В нём зафиксирована обрядность, описана материальная культура: костюм, палатка и т.п.
Разумеется, уделено внимание традиционным социальным институтам (как у прочих цыган, конфликты кишинёвцы разбирают на сходке, именуемой по-молдавски «жюдеката»). Мною составлена также таблица регионального и родового деления кишинёвцев. Подчеркну, что подобное структурирование существует у всех российских этногрупп и оно ждёт своего исследователя.
Не будучи лингвистом, я ввёл, однако, раздел, фиксирующий образцы речи и краткий словарь старинных слов, постепенно выходящих из употребления. Это тот минимум, который способен дать даже автор, не владеющий диалектом. В будущем, ценность подобных материалов значительно возрастёт (достаточно упомянуть любительские записи диалектов групп дом и боша начала ХХ века).
Следующий раздел моей монографии посвящён генезису кишинёвцев и их ранней истории. Здесь использована имеющаяся литература. В моём случае она немногочисленна, однако авторы, которые изберут объектом своего интереса котляров, ловарей или влахов, смогут опираться на большой корпус документов, начиная с официальных государственных бумаг и кончая газетными публикациями.
Думаю, нет смысла пересказывать основные вехи кишинёвской истории. Упомяну лишь, что это группа молдавского происхождения, которая после отмены крепостного права перенесла своё кочевье на территорию Украины, а затем и России. Особенностью развития данной этногруппы является троекратная смена профессиональной ориентации. Будучи изначально ремесленниками, кишинёвцы переключились далее на криминальные заработки, а после указа 1956 года занялись бизнесом.
Возникает резонный вопрос: в какой мере можно полагаться на устную традицию – ведь зачастую можно услышать мнение, что цыгане не знают историю своей семьи дальше деда. Я не готов распространять свой опыт на другие этногруппы, но в случае с кишинёвцами удалось довести генеалогии нескольких родов до начала XIX века. Я рекомендую своим коллегам использовать для фиксации генеалогии «Методику этнологических и антропологических исследований» Г.М.Афанасьева и Ю.Б.Симченко, опубликованную в 1992 году под эгидой Института этнологии и антропологии, а также Координационно-методологического центра прикладной этнографии.