Мирный договор.
В этот вечер табор разросся вдвое. Две большие кочующие группы встретились на дороге и решили ночевать бок о бок. Никакого формального вожака у ловарей не было. Но все понимали, что утром непременно нагрянет полиция. Кто-то же должен будет с ней договариваться. Вот почему уважаемый цыган Пулика приготовился играть перед незваными гостями роль вожака.
Ян Йорс описывает в своих мемуарах, как его приёмный отец договаривался со стражами порядка. Ему запомнилось, что луна была ещё высоко. Поодаль догорали костры, и холодный ночной воздух был смешан с дымом. На краю стоянки находился внушительный табун спящих лошадей. Несколько сотен мужчин, женщин и детей спали под открытым небом. На рассвете собаки залаяли и завыли. Лошади заволновались, переступая копытами. Раздавались резкие крики и проклятья. Собака завизжала от боли, а остальные залаяли ещё более дико. Раздался выстрел в воздух - дюжина полицейских стояла на границе табора. Какая-то дряхлая старуха вышла навстречу и стала разгонять псов своей клюкой. Гвалт продолжался долго. То ли старуха плохо понимала местный язык, то ли притворялась, что не понимает. Она говорила фразы на ломаном немецком, венгерском и греческом языке. Иногда даже вставляла русские слова. Полицейские не знали, что делать дальше. Никто кроме старой бабки к ним не вышел (все притворялись, будто никак не могут проснуться). А стая собак продолжала свой лай, не обращая внимания даже на то, что пожилая цыганка кидала в них камни.
- У моих людей сейчас будет большой религиозный праздник,- важно начал он Пиршество в честь святого покровителя всех цыган!
Прибегнув к этой расхожей фразе, "царь" достал горстку золотых монет. В манере прирождённого оратора он сказал, что его людей не надо бояться - это богатые, мирные и честные цыгане. Сейчас они хотят лишь одного - разрешения мирно исполнить свой религиозный долг.
- Мы не похожи на цыган из грязных таборов, которые крадут, ссорятся, дерутся и доставляют всем неприятности. Мы - хорошие и приличные люди, - объявил он, - и, дабы доказать нашу добрую волю, готовы оставить в залог столько золота, сколько сочтёт нужным назначить глава полиции.
Другой цыган показал ещё несколько горстей золота, а мужчина средних лет из рода " трокешти " похвастался толстой связкой банкнот. Полицейские начали оттаивать. Они немного расслабились, поговорили о погоде. Потом с лёгкой завистью спросили, о дальних странах, которые табор посетил за последние месяцы. Им было интересно, как там живётся, и что слышно о войне. Разговор сложился настолько удачно, что вскоре стражи порядка уже вовсю нахваливали цыганских лошадей и даже стали показывать, как умело умеют сидеть верхом. Когда полиция удалилась, лагерь внезапно закипел. Моментально вспыхнули костры, и тонкие струйки прозрачного синеватого дыма взвились в ясном утреннем воздухе.
Думаю, читатель уже догадался, что рассказ о каком-то особом празднике был удобной выдумкой, предназначенной для ушей чужаков. Впрочем, хитроумный ловарь Пулика по опыту знал, как себя вести. Отсюда его уверенный тон, позволяющий видеть в нём монарха с неограниченной властью.
Самозваный пышный титул.
Сказанная мельком фраза: "мои люди".
И вот уже проблема решена! Высокие договаривающиеся стороны заключают перемирие…
Для Яна Йорса всё это стало поводом как следует подумать. Неизбежны ли конфликты? Через какое-то время сама жизнь показала, что антагонизм между цыганами и окружающим миром вполне можно было бы свести на нет. Однажды кочевые дороги привели табор в места, где власти не торопились избавиться от непрошеных гостей. Как водится, на стоянку тут же явились два полицейских инспектора. Они попросили мальчишек проводить их к вожаку. Служителей закона приняли доброжелательно; им предложили выпить и закусить. Гости поначалу отказывались, ссылаясь, что находятся "при исполнении служебных обязанностей". Но Пулика, будучи радушным хозяином, убедил-таки их выпить за его здоровье.
"День шёл за днём, в бесконечных празднованиях и удовольствиях, в дружеских отношениях с гадже, включая полицию". - пишет Йорс. - "Наши вели себя "благородно". Повседневностью этих мест стали широкие, длинные, пёстрые юбки цыганок, их босые ноги и струящиеся чёрные волосы, украшенные золотыми монетами; а некоторые люди - хозяева таверн, мясники и лавочники - уже печалились от одной мысли, что заезжие гости, так легко тратящие деньги, соберутся и исчезнут. Каждую ночь стайки мальчишек и девчонок съезжались к нашей стоянке на велосипедах, чтобы встать поодаль и разглядывать шевеление вокруг огней - они дивились тем странным людям, которыми были мы - цыгане. Без всякого сомнения, они неустанно грезили о нашей свободе и вольном образе жизни, которые кое-кто из них ошибочно принимал за низменную вседозволенность".
Николай Бессонов
Статья опубликована в цыганской газете "Романi яг" № 11 (138), 2006 г.
